Удав, или Мальчики кровавые в глазах

Старательно объезжая посты ГАИ, другие места, где возможно было появление милиции, он быстро ехал к себе в Горки-10. Впрочем, тогда до политических и криминальных катаклизмов было еще далеко, в багажники частных автомобилей патрульные службы заглядывали редко. А в этих бежевых «Жигулях» лежал и корчился от страха ребенок, ученик четвертого класса. Сквозь шум работающего двигателя, шелест шин по асфальту маньяк слышал глухие крики, визги, рыдания жертвы, то, как ребенок стучался головой и коленками о стены войлочной тюрьмы, и наслаждался.

Только загнав машину в гараж и тщательно заперев дверь, Головкин выпустил Сережу Т. из багажника. Оборудованного подвала у него тогда еще не было. И существовал риск, что кто-нибудь, проходя мимо, может услышать крики мальчика. Заткнуть же рот ребенку он не хотел. Рот ему был нужен для гнусных целей.

Но мальчик уже не мог кричать. Он жмурился от яркого света электрической лампочки, всхлипывал и только тихонько молил:

— Не убивайте меня, пожалуйста. Дядя Сережа, пожалуйста, не убивайте...

А страшный дядя подвел мальчика к стенке, левой от входа, поставил под вваренной в стену металлической скобой. Достал откуда-то тонкий крепкий капроновый шнур, профессионально ловко сделал скользящую петлю, надел ее мальчику на шею. Другой конец перекинул через скобу и привязал к железному кронштейну, державшему полку.

— Дядя Сережа, я прошу вас, пожалуйста, не надо. Я все сделаю, что вы хотите, только не убивайте.

— Минет мне сделаешь — не убью.

— Сделаю. А что это такое?

Головкин объяснил. Мальчик покорно кивал. До него не сразу дошло, что он стоит со спущенными планами с петлей на шее под виселицей.

— Дядя Сережа, я все сделаю. Зачем вы мне веревку на шею надели?

— Просто так.

Десятилетний мальчик был самой юной из жертв этого маньяка. В положении приговоренного к виселице человека, покорно исполняя все извращенные желания этого типа, он верил, что вся эта атрибутика — игра, странная, опасная игра этого черного человека.

И кульминация игры началась, когда сияющий от восторга Головкин, удовлетворив свою физическую похоть, застегнулся и протянул длинную руку к веревке между скобой и кронштейном. Потянул на себя...

Лицо удушаемого мальчика было в нескольких сантиметрах от его лица. Когда ноги жертвы оторвались от земли, маньяк мог буквально вплотную наблюдать чужую смерть. Позже, несмотря на и без того сильные эмоции, с этим связанные, он даже пожалеет, что все так быстро кончилось. Но он еще будет делать все, что угодно его больному воображению, над мертвым телом.

Кто самый свирепый из хищников животного мира, сохранившихся в Подмосковье? Наверное, волк. Может быть, какой-нибудь волк и наблюдал издали той сентябрьской ночью за во сто крат более свирепым двуногим. Как он остановился на своей машине у окраины Звенигородского лесничества, как поволок мешок в глубину леса, как рыл яму саперной лопаткой, как потом с яростью отрезал руки, нош, голову, бил ножом в лицо мертвеца с целью вскрыть череп. Волку этого было не понять. Волк в ужасе убежал подальше.

Когда почти через год были найдены останки Сережи Т., следствие по делу Удава-Фишера почт сразу предположило, что это дело рук того же маньяка, который в 1986 году убил детей под Катуаром и у пионерского лагеря «Звездный». И второй раз местом преступления стал Одинцовский район Московской области.

То, что расчленение трупа было сделано довольно профессионально, позволило выдвинуть версию, что убийца знаком с анатомией. Начались проверки работников мясокомбинатов, работников медицинских и ветеринарных учреждений.

Тогда, летом 1990 года, впервые в поле зрения следствия попал Московский конный завод N° 1. Но среди его работников мужчины, разбирающегося в анатомии, не интересующегося женщинами, но зато умеющего находить контакт с мальчишками, как будто бы не было. Директор мог думать о своем зоотехнике первой категории, награжденном серебряной медалью ВДНХ СССР, С. А. Головкине только как о передовике производства.

Ну еще бы. Остальные селекционеры, занимаясь искусственным оплодотворением, обслуживали за смену две-три кобылы, а Головкин — семь-восемь. Да при этом еще и пел от чувств, подолгу

не вынимая руки в длинной резиновой перчатке из влагалища животного. Люди улыбались, глядя на это, крутили пальцами у виска, в шутку называли коллегу «сексуальным маньяком». Когда надо было снимать шкуру с павшей лошади, никого не допросишься. Неохота пачкаться. А Головкин — всегда пожалуйста. «Садюга», — шутили коллеги.

А когда женщины в поселке говорили о страшных делах — мальчик в Перхушкове пропал, а потом нашли расчлененное тело, — Головкин сокрушенно кивал и говорил: «На куски бы разрезал такого мерзавца». Женщины думали: какой сердобольный человек.

Следствие появилось на конном заводе и прошло мимо настоящего преступника, который к тому же в это время был в очередном заслуженном отпуске и был очень занят — готовился к новому преступлению.