Удав, или Мальчики кровавые в глазах

И еще одно обстоятельство, очевидно, вселяло уверенность в преступника. Район, где он действовал, не только в дни путчей пользуется особым вниманием государственных силовых структур. Барвиха, где находится загородная резиденция Президента России, правительственный санаторий, Жуковка, Петрово-Дальнее с их госдачами, правительственный аэропорт Внуково-2, расположение элитных Таманской и Кантемировской дивизий, важного военного аэродрома в Кубинке — все это от Горок-10, где мучил людей маньяк-одиночка, от Звенигородского лесничества, где он их закапывал, совсем близко, в пределах получаса езды на машине. Все просвечено ФСБ, все проверено МВД. И тем не менее именно здесь Головкин три года возил в багажнике мальчиков, обреченных на смерть.

22 августа 1991 года над Кремлем был поднят российский триколор, опьяненные победой толпы радостно свергали с пьедесталов монументальных Дзержинского и Свердлова, Ельцин приветствовал Горбачева, освобожденного из крымского заточе-

ния. А тринадцатилетнему Андрею И. было плевать на политику. Куда больше его интересовали яблоки, поспевшие в соседнем саду.

Он вообще не был местным жителем. В село Успенское он приехал две недели назад вместе с отцом в гости к бабушке из далекой Пермской области, на севере которой за короткое лето яблоки не успевают вызревать. То, что Андрей был приезжим, сыграло определенную роковую роль. Не успел примелькаться сельчанам, не успел обзавестись друзьями. Его исчезновение не сразу заметили. Да и был парнишкой худеньким, бледненьким, неприметным. Можно сказать, субтильного телосложения.

Именно такой тип вызывал у Головкина особое вдохновение, и поэтому преступник осмелился действовать нагло, средь бела дня.

В селе Успенском находилась школа, где зоотехник когда-то подрабатывал мастером производственного обучения. Его тут знали многие, и он знал многих детей.

У него был свободный день, и он отправился в Успенское, в общем, по делу. Но со времени последнего убийства прошло уже больше десяти месяцев, Головкин чувствовал позывы нового неукротимого желания и внимательно присматривался к мальчикам на дорогах. На этот раз причиной перерыва в его злодеяниях была не только осторожность, постоянная память о том, что идет следствие, но и объективные обстоятельства. Головкину довелось наконец самому испытать боль, конечно не сравнимую с той, которую он причинял детям. В мае он объезжал в манеже конного завода жеребца, свалился с седла и сломал себе ключицу.

Три недели провалялся в больнице. Но от вынужденного бездействия его лютость только усилилась.

Возле деревенского пустыря он остановился прочистить свечи зажигания. Прочистил и уже захлопнул капот, как вдруг услышал со стороны крайнего к пустырю двора:

— Ах ты, мать твою, шпана! Чего, своих яблок мало? К одинокой бабке в сад надо лезть? Вот я щас тебя...

Ругался пожилой сосед. Спугнутый им мальчишка, прижимая к себе холщовую сумку с ворованными плодами, перемахнул через забор и побежал в сторону пустыря. С его стороны машину Головкина не было видно из-за кустов и ничейного полуразрушенного сараюшки.

Маньяк спрятался за углом строения. И когда запыхавшийся мальчик выскочил из-за угла, ловко схватил его за руку.

— Дяденька, дяденька, я больше не бу...

— Тс-с-с, — приложил палец к губам незнакомец. — Я хочу тебе помочь. Давай сюда.

Маленький пермяк и сам, должно быть, не понял, как все случилось. Он даже не сразу сообразил, что коробка, обитая чем-то мягким изнутри, это багажник автомобиля. Сверху намертво захлопнулась крышка. Головкин плотоядно усмехнулся — все произошло слишком легко. Он еще немного постоял рядом, покурил, огляделся по сторонам. Кажется, никто ничего не видел. Преступник мысленно благодарил густые кусты бузины, разросшиеся на пустыре. Преступники вообще любят густые кусты и темноту.

Вдалеке еще доругивался старик, спугнувший садового воришку. Для того чтобы плененный мальчик не запаниковал раньше времени, Головкин громко сказал, обращаясь к пустому пространству:

— В желтой майке такой пацан? Видел. Вон туда побежал.

Дальше все было по прежней схеме. И маньяк ставил новые рекорды в своем изуверстве.

Мальчик плакал, вырывался, кричал, бился в истерике, но это возбуждало маньяка еще сильнее. Андрей все-таки оказался в страшном подвале, пропахшем кровью и страданиями. Сначала Головкин раздел мальчишку и удовлетворил свою похоть.

— Давай 1ромче ори, громче! — в исступлении кричал маньяк.

Он воображал, что до какого-нибудь случайно оказавшегося рядом с гаражами прохожего донесутся эти звуки из преисподней и прохожий отшатнется в ужасе. А Головкин имел эту преисподнюю в своем распоряжении. И творил там что хотел.

В этот раз ему захотелось чего-то особенного.

Он поставил дрожащего обнаженного мальчика на табуретку под виселицей, накинул ему на шею петлю из бело-голубого каната, затянул, задумчиво посмотрел ему в глаза, которые уже не могли плакать. В руках его был длинный, остро наточенный нож.

— Нравишься ты мне очень, — наконец тихо сказал маньяк и коснулся нежной кожи кончиком ножа.