Удавка для Снежной королевы

С огромным трудом досидев до антракта, мы дождались перерыва, и я с тоской оглядела еще более опустевший зал. Половина и без того немногочисленной публики сломалась уже на «Дусе», остальные покинули зал чуть позже, в начале песни «Мы грохочем – значит, хочем! Грохочу – тебя хочу!». Бедная Маша! Ей придется выступать при очень немноголюдном обществе. В зале остались лишь приглашенные на халяву журналисты и пара десятков человек, которым, очевидно, было до смерти жаль денег, отданных за билет. Впрочем, для первого раза, может, не так уж и плохо, что народу в зале немного. Мы с Сашей и Беловым, оставив охранников в зале, прошли за кулисы. За кулисами Маши не оказалось, и мы пошли в гримерку. Постучались и, дождавшись удивленного: «Входите!», вломились внутрь. Маша в коротком розовом халатике сидела на пуфике перед большим зеркалом, а вокруг суетилась пожилая женщина с седыми волосами. Она мазала певицу какими-то кисточками, проводила по щечкам пуховкой, периодически судорожно размахивая руками, как будто отгоняя от подопечной мух. Увидев нас, Маша слегка покраснела, затем, проигнорировал своего поклонника, повернулась ко мне:

– Поля, это провал! Ты видела, зал почти пустой!

– Ничего, ты первый раз поешь на большой сцене, полный зал тебе ни к чему.

– А вы в первом ряду сидите?

– Конечно, прямо перед сценой. После каждой песни будем по очереди подходить к тебе и дарить цветы.

Гримерша нервно зашипела на нас, мы вернулись в зал, и стали терпеливо ожидать второго отделения. Успокаивало нас лишь то, что жутких Кая с Гердой мы сегодня больше не увидим. Белов громко возмущался московскими гастролерами, как вдруг в его кармане зазвенел мобильный. Он достал трубку, немного послушал, что-то пробормотал и быстро поднялся с места, одновременно протягивая мне букет лилий:

– Передай его Маше.

– А вы куда? – я не поверила своим ушам.

– Меня срочно вызывают. Я Маше вечером позвоню.

Через мгновение он уже выбежал из зала. Мы с Сашей переглянулись:

– Ну вот, на одного зрителя меньше. – вздохнула я. – Теперь нам с тобой придется вдвоем букеты дарить.

Заиграла музыка, на сцену вышла неправдоподобно красивая Маша. Высокая, стройная, в белоснежном кружевном платье невесты, с распущенными белыми волосами, в которые были вплетены лилии… Лицо девушки, и без того похожее на тонкий фарфор, казалось еще белее от подсветки, и на нем ярко сверкали огромные, чуть удлиненные темно-серые с синим отливом глаза, похожие на два ослепительных драгоценных камня. Белый луч прожектора, в полной темноте направленный на певицу, внезапно порозовел, и лицо Снежной королевы окрасилось нежным румянцем, а алые кружева превратились в оперение сказочной птицы… Публика зааплодировала. Маша пела сама, без фанеры, приятным высоким голоском, правда, песни оставляли желать лучшего.

– Ей надо дать приз «Красота спасет мир!» – выдохнул потрясенный Саша.

– Закрой глаза и слушай! – для порядка прошипела я. – Ты на концерт пришел, а не конкурс красоты!

На самом деле я даже не ревновала любимого к Маше. Она была слишком красива и для него, и для молодого следователя, и для сцены нашего провинциального городка…

Песня закончилась, и я с букетом Белова подошла к сцене. Маша тоже подбежала к самому краю, нагнулась ко мне и прошептала на ухо:

– Куда Оскар делся?

– Его срочно вызвали, по работе! – ответила я, нервно оглядываясь на зал. – Ты не волнуйся, он тебе вечером позвонит.

Яркие серые глаза красавицы потускнели от слез:

– Значит, его работа важнее всего, а я должна ради него отказаться от карьеры!

– Не раскисай, зрители смотрят! – сквозь зубы зашипела я. – Хочешь делать карьеру – вперед, улыбайся!

Маша отошла от края сцены, нервно крутя в руках букет лилий. Она неуверенно поискала глазами человека, которому могла бы их передать, но никто не торопился ей на помощь. Тем временем музыка вновь полилась из динамика. Маша решительно подошла к микрофону, сняла его и свободной рукой бросила лилии в зал. Они упали почти перед носом охранника, который нагнулся, поднял цветы и с довольной ухмылкой положил из на соседнее свободное сидение. На полусогнутых ногах, чтобы не мешать зрителям со второго ряда, я подошла к нему и, перекрикивая музыку, сообщила:

– Не расслабляйся, в конце песни подойдешь с этими цветами к Маше и вновь их вручишь.

Полюбовавшись на вытянувшуюся от удивления физиономию мордоворота, я вернулась на место. Второе отделение было короче первого, и прошло оно как-то в хлопотах, незаметно. Скучать нам не пришлось – мы с Сашей и обоими охранниками по очереди подбирали брошенные Машей со сцены цветы, вручали их певице, она снова бросала букеты в зал, мы подбирали их и вручали снова… Я все ждала, что вот-вот зрители заметят наши манипуляции и начнут смеяться, но в зале было настолько темно, что, похоже, на круговорот цветов в природе никто внимания не обратил.