Удельный князь

Ярко красные плащи, накинутые поверх чернёных байдан, гравированные шлемы салад, вышитые золотом гербы — бомбардиры были словно на параде. Выстроенные в квадрат бойцы огораживали площадку, где находились столы тиунов и трон. Настоящий, из морёного дуба. Высокую спинку образовывали головы коней, смотрящих в разные стороны, подлокотники — головы волков, справа и слева на уровне плеч сидели вороны. Прозрачный намёк на Хлидскьяльв. Скандинавский орнамент украшен серебром, чернью и галалитом. Постарались резчики знатно, артель две седмицы трудилась. Дополняли композицию два торшера с кованными сферами в коих были спрятаны карбидные горелки.

С парадным великолепием контрастировала одиночная виселица и сидящей в грязи, прикованный цепью за шею, изрядно побитый Берислав, с кляпом во рту. Поняв к чему дело идёт, народ стал кидать в осужденного огрызки, мусор и камни. А уж сколько новых бранных слов я услышал. У горожан прямо крышу сорвало.

Суд растянулся. Начали с зачитывания многочисленных жалоб горожан, перешли к торговле людьми, в том числе малыми детьми, ес-сно, с демонстрацией освобождённых, что ещё больше раззадорило публику. Зачитали показания татей, выступили несколько семей колонистов, эмоционально рассказав, как им «помог» боярин ссудой, и как после этой «помощи» они всей семьёй на Воргольском торге оказались. А в самом конце, было про нападение на мой острожек с зачитыванием показаний, отрепетированными речами и даже парой очных ставок. Боярство и тысячник стояли в стороне и помалкивали, прекрасно понимая, что здесь происходит. Только глазами сверкали. Самому Бериславу слово не давали, а зачем? Всё что нужно я и так знал. Только время терять.

Последним на трибуну вышел глашатай.Развернул свиток, поправил рупор:

— Кня-я-язь Мстислав Сергеевич проведал ябеды людей града Белёва и окрестностей! Проведал и о том, что боярин Берислав творил бесчестие и лжу великую. Что люд правоверный поганым продавал на погибель, а тако же учинил татьбу, напав град Лещиново и множество людей добрых побил и живота лишил.

Берислав как-то умудрился вытащить кляп и заорал истошно:

— Виру выдам за усё! Не можно меня живота лишать! Не по правде русской сие! Нет такового права у князей, бояр живота лишать! А вы что молчите, воды в рот набравши? — обратился он к боярам. — Сегодня меня, а завтра вас на правище потащат.

Договорить не успел, ему ловко заткнули рот. Воспользовавшись заминкой между бомбардирами, прорвалась тучная, густо намазанная белилами женщина в шубе и бросилась в ноги:

— Не губи, князь! Дети у нас малые, — и дальше что-то неразборчивое, заливаясь слезами.

— Жена, — подсказали мне.

— А ты об сих дитятках подумала? — я показал ей на нескольких детишек из свидетелей, что грелись у костра. — Сколь твой муж душ невинных погубил, сколь в рабство басурманское продал? Сколько слез материнских пролил?! Уберите сию дуру с глаз долой! Микитка, проследить дабы отправили в Новосиль, к дочери, со всем семейством. Чувствую, не доживут они до утра, коли на самотёк дело пустим.

Нежданно подал голос настоятель городской церкви:

— Прав Берислав. Ты князь не Правде Русской судишь, а по корысти. Боярин не ангел, но и не хуже прочих. Не закону божьему за смердов да холопов родовитых судить.

— Верно, Патрикей, — поддержали его городские бояре. — Нет у тебя права бояр живота лишать. Даже у дяди твого, великого князя Глуховского нет. А ты и вовсе пришлый, у тебя и удела свого нет.

— Изгой! — крикнули откуда-то из глубины толпы.

— А вы значится не знали, что он творит, да? Али не слушали вовсе! По Правде Ярослава тако и есм. Не могу бояр живота лишить. Да смотрю запамятовали кто вас из мужиков в бояре поставил?! Но ничего, ныне напомню, — поднял руку. Рынды жалобщиков оттеснили. А я, поднявшись на помост, заговорил, — азм князь Мстислав Сергеевич рода Рюрикова за бесчестие великое отрешаю боярина Берислава от пояса и разжалую в смерды!

Несколько бомбардиров в красных кафтанах споро подбежали к боярину. Сорвали шапку и шелка оставив в одном исподнем. После, отрезали ножницами бороду и поставив на колени, поднатужившись, разломили фамильную саблю над головой. Последним же сорвали родовой пояс и втоптали в грязь вызвав волну охов и ахов.

Все шесть наличествующих барабанов выдали соответствующую случаю, дробь.

— Смерда Берушку за татьбу и разбой приговариваю к повешиванию. А вотчины и погосты его забираю на поток и разграбление, дабы виру справедливую взять.

Бывший боярин только глаза пучил, те едва из орбит не вылезали. Впрочем, не только у него. Потому как я такую отсебятину нёс, что это ни в какие рамки феодального права не лезло.

Подтащив грузного, отчаянно брыкавшегося толстяка к табурету. Палач в красном балахоне повесил на шею табличку с надписью «тать и разоритель земель русских», после накинул верёвку и ударом ноги выбил последнюю опору бывшего боярина. Желающих выступить палачами оказалась с избытком. Слишком многим, делец Белёвский оттоптал мозоли. Немного подергавшись и обделавшись, тело обвисло.

Установилось гробовая тишина.