Удержать любой ценой

Я наклоняюсь и касаюсь своим лбом её.

— Знаю, мы особо не обсуждали это, когда поженились, но я всегда хотел собственного ребенка. Малыша, с которым я не повторю грехи моего отца и которому я покажу свет, любовь и радость.

Валентина широко распахивает глаза и отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

— Жизнь нашего ребенка никогда не будет похожа на нашу. Никогда. Я не допущу, чтобы его растили в ненависти или чтобы он чувствовал себя мишенью.

Ее голос дрожит от уверенности в нем. Словно Валентина может произнести слова с достаточной силой, чтобы они стали правдой.

Но ей не нужно убеждать меня. Касательно этого уж точно не нужно.

— Он никогда не испытает то, что испытали мы в детстве. Обещаю тебе, ангел. Он будет ощущать безопасность, силу и защиту каждый день своей жизни.

— Что, если это будет девочка? — поддразнивает она.

Я кусаю ее нижнюю губу, заставляя ее с визгом отпрянуть.

— Тогда она будет ощущать безопасность, силу и защиту. Но я не могу гарантировать, что ей это понравится, когда она станет старше, особенно когда мужчины будут поглядывать на нее.

Валентина смеется и вновь кладет руки на мои щеки, прижимая теплые и уверенные ладони к моему лицу.

— Конечно. Но мама всегда будет рядом, чтобы убедиться, что вы, ребята, не выходите из-под контроля.

Мама. Я чуть не подавился из-за сорвавшегося с ее губ слова. Мама. Черт подери, мы станем родителями. Меня вновь и вновь накрывает волной тревоги. Как кто-то может готовиться к этому и думать, что он действительно готов?

Валентина скользит пальцами по моей челюсти и огибает шею, словно не может перестать прикасаться ко мне.

— Ты не представляешь, как сильно мне нужно было это услышать. Я никогда и не думала, что ты из тех, кто может навредить ребенку, но, думаю, мне просто нужно было удостовериться. Почувствовать, что ты точно знаешь, чего я хочу, на случай, если что-то произойдет.

Я дергаюсь и отбрасываю ладони Валентины, хватая её за плечи.

— Ничего не произойдет.

Она открывает рот, чтобы заговорить, но я медленно качаю головой.

— Ничего. Не. Произойдет.

На этот раз Валентина сглатывает и молчит, пока я не ослабляю хватку на ней. Только тогда Валентина заговаривает, но медленно, словно я могу взорваться из-за одного неверного слова.

— Обе наши матери тоже думали, что у них есть всё время в мире. Их смерти ужасно повлияли на наших отцов.

Я усмехаюсь.

— Вполне уверен, что оба наших отца были ужасными людьми еще до их смерти.

— Но это и не помогло направить их в нужное русло. Мне нужно прояснить, что я хочу, чтобы наш ребенок был защищен и любим, несмотря ни на что. Несмотря на то, что ты будешь чувствовать, если со мной что-нибудь произойдет.

Я с трудом сглатываю и смотрю на Валентину, она впивается в меня взглядом.

— С тобой ничего не произойдет, и я отказываюсь даже обсуждать это. Но я услышал тебя. Но у наших отцов не было моей пятерки... они скорее убьют меня, чем станут смотреть, как я превращаюсь в одного из наших отцов.

На меня обрушивается осознание, что Винсент никогда не встретится с моим сыном. Мне пришлось пережить его потерю, и для меня это по-прежнему открытая и ноющая рана.

Валентина на секунду задерживается на мне взглядом, а затем довольно кивает. Когда она заговаривает вновь, в её голосе слышится напор:

— Хорошо. Не то чтобы я хотела, чтобы с тобой что-нибудь произошло, но... в детстве я предпочла бы не иметь отца, чем такого, с которым я осталась после смерти матери. Дети не должны страдать от подобного или ощущения того, что они не нужны своему родителю.

Когда Валентина наклоняется вперед и обнимает меня, забытое нами украшение цепляется за мою рубашку.

Она замирает и вновь смотрит на бриллианты.

— Я должна снять их, чтобы смогла одеться, и мы еще кое-что обсудили. Построили планы. Знаю, что у нас есть время, но с советом сейчас все нестабильно.

Я помогаю ей снять украшения и кладу их на прикроватный столик, чтобы Валентина позже убрала их в свою шкатулку. Когда она выбирается из постели, я окидываю взглядом голое тело моей жены, подмечая все изменения. Конечно, ничего не изменилось. Она немного похудела за время своего отсутствия, но я с легкостью смогу это исправить.

— Иди в душ. Я все уберу, и мы сможем...

Она качает головой и касается пальцами моих губ, чтобы остановить меня.

— Я еще не закончила. Мне нужно, чтобы ты еще кое-что пообещал, чтобы удостовериться в безопасности и надежности будущего нашего ребенка.

Я не скрываю своего замешательства, когда она убирает пальцы с моего рта.

— Что еще?

Разве не это я пообещал ей тогда... безопасность? В последнее время я не следую своему слову, и это снедает меня.

— Я хочу, чтобы ты пообещал, что защитишь нашего ребенка ценой своей жизни. Что бы ни произошло, он прежде всего, его безопасность даже важнее моей.

У меня уходит мгновение, чтобы понять суть её просьбы. Вновь приходится копнуть вглубь... сложно пообещать поставить безопасность другого человека выше жизни ангела, особенно кого-то, кого я не встречал, не обнимал и к кому не прикасался. Но на это есть лишь один правильный ответ.