Удержать высоту

На втором этаже уже не гремела мелодия марша. Прилавок, где еще несколько минут назад громоздились черные ящики патефонов, был пуст. Только балалайки, мандолины, домры висели на гвоздиках над ним, да стояли, переливаясь перламутровыми планками, гармони и баяны. Продавщица сразу узнала его.

— Где же вы пропадали? — Карие глубокие глаза ее смотрели на него с легкой укоризной. — Разве можно отлучаться так надолго?

— Бегал за деньгами, — слукавил он, — я даже не подумал, что опоздаю, хотя пластинки уже купил. — Он поднял над прилавком картонную коробку, перевязанную ленточкой. — Тут и Вяльцева, и Русланова, и Шульженко. Купил Бунчикова и Нечаева. Даже Утесова достал. А как слушать их теперь, не знаю.

— Ничего, — успокоила его девушка и колыхнула бантом. — Зайдете завтра-послезавтра, авось повезет…

— Мне уже не повезет, — с досадой развел руками Петр. — Я сегодня уезжаю. В ту самую Коломну, где делают эти патефоны и где их тоже не купить.

— Вы из Коломны? — подошла к ним еще одна продавщица, с любопытством взглянула на него.

— Да.

— Тогда к вам большая просьба. Зайдите на завод, передайте им наше возмущение. — Она пристукнула кулачком по прилавку. — Разве это по-комсомольски? Из двухсот проигрывателей один оказался с дефектом. Пружина заедает. Теперь составляй акт, отправляй аппарат на базу, оттуда — в ремонт. Сколько беспокойства из-за чьей-то халатности.

Он улыбнулся:

— А можно мне выручить земляков? Я куплю этот патефон. Сам повезу в Коломну. Сам отремонтирую.

Продавщицы неуверенно переглянулись.

— Ладно, — решилась блондинка. — Идите в кассу.

…«Красная стрела» летела через ночь. В полумраке купе белели, раскачиваясь в такт стучащим на стыках колесам, оконные занавески. Позвякивала в стакане ложечка. За окнами шел дождь. А он лежал на верхней полке, прикрыв глаза, и никак не мог уснуть. С улыбкой вспоминал минувший день, первый из десяти дней его краткосрочного отпуска после войны, прогулку по Ленинграду, историю с покупкой патефона и то, как потом выбирал для сына коня из папье-маше в отделе игрушек. С огненно-рыжей гривой и на качалке. Думал о том, как обрадуется его возвращению Тося. Как хорошо ему будет от ее счастливых, заплаканных глаз, от радости встречи с родными.

Но странное дело: чем дальше уносил его от Московского вокзала поезд, тем чаще мысли обращались к занесенной снегом высоте 65,5. И чудилось, что не колеса стучат по стыкам рельсов, а бьют и бьют, раскалывая надоевшим металлическим лязганьем и треском вьюжную зимнюю ночь, вражеские пулеметы…

ВЫСОТА 65,5

Найти наблюдательный пункт 7-й батареи оказалось не просто. И хотя их с командиром полка капитаном С. Д. Ниловским вел туда опытный разведчик красноармеец Булыгин и у самого лейтенанта Шутова НП-7 был помечен на карте четким черненьким треугольничком, ночь и метель скрадывали очертания предметов, делали местность неузнаваемой.

— Ох и поплутаем мы, лейтенант, — повернул к Петру обветренное лицо Сергей Ниловский. — Того и гляди, на позиции финнов угодим.

— Никак нет, товарищ капитан, — тихо возразил Петр. — Там у них надолбы, колючая проволока. Незаметно пройти невозможно.

— Вот это тебя и спасает, — шутливо проворчал офицер. — А то на рождество сделали бы врагу подарочек: командир тяжелого гаубичного полка и начальник штаба артиллерийского дивизиона прибыли в гости, так сказать, для личного знакомства…

Шутов не дослушал его. Прокатилась в ночи шальная пулеметная очередь. Раздались два-три винтовочных выстрела. И сразу же за ними послышался легкий посвист синицы — условный сигнал Булыгина. Петр махнул капитану рукавицей, приглашая следовать дальше, и свернул в чащу. Трое бойцов охраны, сопровождающих их с командиром полка на НП, серыми тенями растаяли в темноте.

В лесу у разведчиков сделаны были зарубки на деревьях. Лейтенант хорошо их помнил. Елка с обломанной верхушкой, которую они только что прошли, стояла как раз у подошвы высоты, заросшей можжевеловым кустарником. Да и профессионального карельского охотника Булыгина, уверен был Петр, никакая метель не закрутит. Дорогу тот найдет с закрытыми глазами. И точно. Идти стало чуточку труднее; лыжи пришлось развести пошире, носками врозь — лыжня повела в гору.

Капитан больше не ворчал. Он успокоился, когда увидел на краю высоты, у гранитного валуна, привалившуюся замшелым боком к корявой сосне, полузанесенную сугробом фигуру лейтенанта Николаева. Тот сидел, укутанный белым маскхалатом, и, слегка раскачиваясь взад-вперед, расставлял на снегу тоненькие еловые веточки, деревянные щепки, сучки, сосновую кору. Словно играл в солдатиков.

— Чем занимаетесь, Николаев? — строго спросил Ниловский.

Лейтенант начал подниматься из сугроба, но командир полка опустил руку ему на плечо, разрешая сидеть.

— Засекаю огневые точки, товарищ капитан, — пояснил Николаев, командир взвода разведки. — Веточка — это пулемет, щепа — автомат. Спаренные пулеметы отмечаю сучками, а винтовочные выстрелы — сосновой корой…

— И много целей вы обнаружили?

— Много. — Лейтенант тяжело вздохнул.