Она кивнула, закусив губу, но ничего не стала рассказывать, и я решил, что за обедом непременно выясню все. Я уселся в кресло и взял со столика журнал, давая понять всем своим видом, что намерен дождаться перерыва. Машка метнула в меня недовольный взгляд, но опять ничего не сказала, продолжала заниматься своими делами, писала что-то, отвечала на звонки. Я наблюдал за ней, невольно ловя себя на мысли о том, что сейчас больше всего на свете хотел бы оказаться с ней в квартире у Сереги, обнять ее, прижаться губами к маленькому уху с черной серьгой и шептать всякую ласковую чушь. Я совсем голову потерял…
– …Даня, ты меня не слышишь? – донесся до меня голос Машки – она стояла рядом со мной и тормошила за плечо. – Даня!
– Что? – встрепенулся я. – Уже обед?
– Да.
– Тогда поедем куда-нибудь? – я поднялся и начал застегивать дубленку. – Собирайся.
Машка помедлила несколько секунд, потом сходила куда-то и вернулась уже в шубе и сапогах.
– Если тебе не трудно, давай заедем в «Детский мир», – попросила она, набрасывая на голову капюшон. – Хочу Юльке подарок купить, Новый год все-таки.
У меня это совершенно вылетело из головы в связи со всеми этими проблемами с Максимом. Точно, через пять дней Новый год, нужно что-то покупать сыну, да вообще как-то готовиться.
– Что она заказала тебе? – поинтересовался я, уже сидя в машине, и Машка вдруг засмеялась:
– Представляешь, она до сих пор верит в то, что подарки приносит Дед Мороз! Пишет ему письмо, а я потом забираю и прячу.
Мой сын перестал верить в эти сказки лет в пять, так честно и заявил нам с Оксанкой, что, мол, уже не маленький и прекрасно понимает, откуда берутся под елкой подарки. Как ухитрилась такая взрослая не по годам Юлька не разучиться ждать чуда в праздник – просто непонятно.
– И что она просит на этот раз?
Машка тяжело вздохнула, и глаза ее как-то потухли. Она отвернулась от меня и пробормотала:
– Совсем простую вещь – чтобы вернулся отец.
Я промолчал, хотя мне очень захотелось спросить, а хочет ли этого сама Машка.
Мы долго бродили по магазину игрушек, выбирая подарки, я купил сын обещанную игру и какого-то огромного робота-монстра, от подобных игрушек сходили с ума все его друзья, а Машка нашла на одной из полок восхитительной красоты куклу в шикарном бальном платье.
Нагруженные покупками, мы спустились к машине и поехали в кафе неподалеку. Я любил бывать в «Крепе», там готовили фантастический салат на блинах-крепах, с копченой курицей и сухариками, да и кофе варили очень вкусный. Глядя на то, как Машка вяло ковыряет вилкой в большой тарелке с салатом, я снова вспомнил, что ее лекарства совсем отбивают аппетит:
– Машуль, может, другое что-нибудь?
– Мне все равно. Знаешь, я совсем не чувствую вкуса того, что ем, – призналась она, отложив вилку и перестав, наконец, мучить салат. – От мяса тошнит, рыбу я не ем с детства.
– И чем же ты питаешься в итоге? – удивился я.
– Овсянкой, – улыбнулась Машка. – Ну, и творогом иногда.
– Ты с ума сошла! – загремел я, прекрасно понимая, что на такой еде она долго не протянет. – Разве можно так? Надо заставлять себя хоть чуть-чуть!
– Ой, ты совсем как Лаврушин! – сморщилась Машка. – Он тоже, как позвонит узнать про состояние, сразу орет – ешь через силу! Не могу я через силу! И вообще – я после праздников на обследование ложусь, – вдруг сообщила она, не глядя мне в глаза, и я понял, что дело плохо, раз она согласилась.
Дотянувшись до ее лежащей на столе руки, я погладил тонкие пальчики, согревая их:
– Машуля, тебе хуже?
Она кивнула, закусив губу, и захлопала ресницами, стараясь не заплакать, и я кинулся успокаивать:
– Ты только не расстраивайся, я тебя очень прошу! Все будет нормально, я переговорю с дядей Мишей, сделаем тебе отдельную палату, чтобы в общей не лежать, обследуешься, дальше будет видно.
Она слушала внимательно, кивала головой, но я видел, что мыслями Машка где-то не со мной. Мне даже показалось, что я знаю, о чем она думала – после праздников обычно начинаются конкурсы у Юльки, и кто, кроме Машки, будет этим заниматься?
– А мама не поможет? – спросил я, и Машка тяжело вздохнула:
– Даня, она работает, ты же понимаешь. Мне придется просить Артема…
Вот с этого упоминания об Артеме все и началось – я почему-то разозлился так, словно имел на это право, и не смог сдержать своих эмоций, бросил недовольно:
– Ну, разумеется! Пойдешь унижаться и просить? Давай, дорогая, он ведь только этого и ждет от тебя – чтобы признала, что ты без него никто!
Машка встала из-за стола, накинула шубу, взяла пакет и свою сумочку, потом посмотрела на меня и тихо произнесла:
– Сделай милость, не ходи за мной. И вообще не приходи больше.
Я так и остался сидеть, провожая ее взглядом до двери. Пусть идет, думал я, это у нее просто настроение такое перед больницей, все раздражает, все кажется обидным. Через пару дней я приеду, как ни в чем не бывало, и Машка не напомнит даже о сегодняшней размолвке.