Удивительная жизнь Эрнесто Че

Больной выкарабкивался медленно, но верно. Сурек общался с подопечным и его телохранителем на примитивном испанском, Йозеф, Тереза и Хелена говорили с Рамоном по-французски – он свободно владел этим языком, Лея объяснялась жестами, поэтому много времени уходило на перевод. Они часто забывали, что Сурек не знает французского, лейтенант выходил из себя и нервно переспрашивал: «Что он сейчас сказал?»

Как только состояние Рамона улучшилось, он захотел встать. Йозеф был категорически против, но пациент ничего не желал слышать.

– Я не могу все время лежать, это сводит меня с ума!

– Что он сказал?

Рамон был очень слаб, и его усадили в стоявшее у окна кресло. Марта приготовила свое фирменное картофельное пюре с измельченным луком, он попытался есть сам, но не смог – дрожала рука, и тогда Леа села рядом, взяла вилку, вытерла ему губы и решила повязать салфетку на шею.

– Оставьте, я не ребенок!

Леа, как известно, говорила только по-чешски, она не поняла его слов и продолжила, и тогда Рамон резко отвернулся. Хелена положила руку на плечо Лее:

– Давай лучше я…

Она села, подцепила немного пюре, но Рамон и не подумал открыть рот.

– Вы должны есть, чтобы набраться сил, – сказала по-французски Хелена, – и тогда сможете все делать сами.

Он долго смотрел на нее, как будто пытался понять, с кем имеет дело, и наконец подчинился. Процесс пережевывания и глотания давался ему с невероятным трудом, он тяжело дышал, съел совсем немного и покачал головой: «Больше не могу…»

– Довольно, – сказал Йозеф. – Отдыхайте. Все вон, нас здесь слишком много. Леа, вы будете дежурить, вас сменит Тереза, потом придет Хелена.

Рамон знаком попросил Йозефа наклониться.

– Я хочу походить, – шепнул он ему на ухо.

– Сейчас вы не сможете. Нужно еще подождать.

Рамон упрямо покачал головой, приподнялся на локтях и встал. Йозеф и телохранитель помогли ему сделать несколько шагов по коридору. На самом деле он не шел – его несли. Даже это крошечное усилие далось ему невероятным трудом, но он оттолкнул их руки, шатаясь вернулся в палату и рухнул на кровать.

Поскольку других пациентов у Йозефа не было, он смог прочесть скопившиеся номера «Журнала практикующего врача», навел порядок в кабинете и переделал множество других дел, на которые ему вечно не хватало времени. Сурек привлекал его к составлению ежедневного отчета, проявляя в этом деле излишнюю дотошность:

– Прага обожает детали. Я не могу ограничиться фразой «Он чувствует себя плохо», необходимо объяснить, как протекает болезнь, что именно вы делаете, с какими трудностями сталкиваетесь и каков прогноз.

– Вы хотите, чтобы я нарушил врачебную тайну, лейтенант?

– Пациента вам доверила госбезопасность, считайте себя призванным на военную службу. Наши жизни не важны, когда речь идет о национальных интересах. Мы ведь не вмешиваемся в ваши действия – просто хотим знать что и как.

Йозеф понимал, что отвертеться не получится: покой, увы, дается только мертвым. Он перечислил Суреку болезни, названия микробов и бактерий, объяснил, какие анализы берет каждый день, какие результаты получает и какие выводы делает. Сурек записывал все слово в слово:

– Помедленнее, доктор… Можете повторить по буквам слово «гипогликемия»?[120]

Йозеф сообщил, что ему не хватает лекарств, и Сурек оторвался от бумаг:

– Это так важно?

– Процесс лечения затягивается из-за того, что Центральная аптека предлагает нам устаревшие препараты. Для важных персон лекарства заказывают в Швейцарии или Австрии, значит нужно доставить из Англии изопреналин и американский антибиотик доксициклин.

– Я не могу этого написать!

– Он вам нужен живым или мертвым?

– Сколько «и» в слове «доксициклин»?

В первый раз Сурек дал Йозефу прочесть свой отчет, боясь, что наделал ошибок в медицинских терминах. Ему страшно не хотелось опозориться перед начальством.

За ужином Тереза и Хелена рассказали Йозефу, что Сурек донимал их вопросами, даже угрожал, требуя, чтобы они стали его информаторами.

Йозеф так разъярился, что немедленно отправился к гэбисту и вошел, не постучав:

– Не смейте вмешивать в это дело мою жену и дочь! Они вынуждены помогать, потому что вы лишили меня команды.

– Мой отчет должен отражать реальное положение дел, и я обязательно отмечу ваши неподобающие настроения, можете не сомневаться!

Рамон не просто удивлял – он поражал Йозефа. Впервые за свою карьеру практикующего врача он увидел больного, который, находясь на грани комы, поднимался как робот и не чувствовал усталости, словно его тело и рассудок существовали отдельно друг от друга. Любой другой на его месте лежал бы пластом на кровати, чтобы сберечь последнюю искорку энергии, а этот плевать на все хотел и никого не слушал.

Йозеф пришел в палату, чтобы сменить Терезу на ночном дежурстве.

– Он периодически бредит, – тихим голосом сообщила она. – Температура очень высокая.

Йозеф пощупал лоб больного, взял его руку, чтобы посчитать пульс, и Рамон приоткрыл глаза:

– Ну что, док, как я сегодня?