Спустя месяц после этих событий Гордеича трудно было узнать. Он щеголял в спортивном костюме с заморской надписью на спине – подарок Насти, молоденькой квартирантки. При ней стало неудобно ходить в лохмотьях. Сбрил бороду и усы, которые так старили его. Новой была не только тележка на резиновом ходу. Изменилась вся его жизнь. Он уже подумывал обложить кирпичом свой старый домишко. Преобразился его любимый гараж, что притулился к глухой стене дома. В нем брательники и московская гостья устроили мастерскую. Поначалу он не хотел никого пускать. Но как только услышал ее имя, вспомнилась жена Настена, их совместная жизнь. Решился и не пожалел.
И вот сейчас он сидел у ворот гаража, где Егор, Антон и Настя мастерили непонятные ему штуки. Какие-то приставки, которые он продавал. Родители детворы эти игрушки раскупали, как говорится, с пылу с жару. Вон целая очередь за ними выстроилась, ждут, когда вынесут новую партию.
– Да, Яшка, – беседовал Гордеич с лежащей рядом собачонкой. – Люди не собаки, то и дело ошибаются. Я вон думал про тебя: чмо лохматое, а ты породистый оказался, ядрена вошь. Или возьми Офсеева. Ошибся человек и – готово, шизанулся. Антон молодец, помог его словить. И Антоху не сразу я просек. Неженка неженкой, а головастый да хваткий, не в пример нашим. Настоящую фирму открыл. Уже мильон загребли.
Рассуждения Гордеича прервали возмущенные крики. Явился нахал, который забузил. Рвался напролом. Хорошо, что Егор вышел.
– А, Шавка. Чего тебе?
– Приставки! Четыре штуки.
– Очередь занимай.
– Какая очередь? Долг гони! Ты обещал.
– Не тебе. Кому обещал, тот пусть и приходит. Я не отказываюсь. Одну новую приставку заместо пропавшей, другую даю за проценты. Остальные две по двойной цене, раз без очереди хотите.
Он закрыл разинутую челюсть Шавки. Тот сгорбился и под смех ребятни побрел вон.
Вечером Гордеич возвращался со свалки, вспоминал об этом случае и довольно хехекал. Когда увидел свет в мастерской, удивился:
– Досе валандаются.
Но дед опять ошибся. Мастера сидели, прислонив спины к разогретой за день металлической стенке. Над ними в темнеющем небе вызревали звезды.
– Удивляюсь я с тебя, Тоха.
Егор потер ноющие пальцы и отвернулся. Впервые он видел такую стеснительную парочку.
– Надо ж додуматься! Из того, что прапорщик насобирал – делать игровые приставки. Круто!
– А то! – отозвался Антон. – Наш УПК это тебе не халам-балам. Каждую среду на ЛЭМЗ ездили к… – Не выражаться при даме! – дурачась, закричал Егор. Он завидовал, что не его рука легла на девичью коленку.
– А что я сказал? Ездили? Или ЛЭМЗ? Так это наш Лианозовский электро-механический завод. Компьютеры выпускает. Там я и насобачился. Думаю, пора нам компы собирать. Только клавиатуру заменить на пленочную, и интерфейс, чтоб подсоединить к телеку. Но если б не Настя – фиг бы мы что смогли. Без программиста, пока не всунешь двоичный код в мозги бездушной твари, железо остается железом.
При этих словах Антоха притворно зевнул, потянулся. Рука замерла, опасаясь опуститься на плечо девушки так, чтобы обвить грудь. «Настенька, сокровище мое! Вовремя скрыл, что в программировании я далеко не дундук».
Настя же вздохнула. Какой он нерешительный! И это тот парень, ради которого она примчалась в астраханскую пыльную степь. Пришлось соврать маме, что летнюю практику она пройдет здесь. Девушка прижалась к Антону, заставив его руку опуститься. Пусть услышит, как бьется ее сердце!
Галина Капустина
Новая жизнь Елизаветы Андреевны
Маргоша уже привыкла, что морковного цвета волосы и яркая помада не вызывают одобрения у таких, как этот врач, в кабинете которого она теперь сидела.
Он окинул ее суровым взглядом с головы до пят, не успела она войти.
– Кем вы приходитесь Елизавете Андреевне Ентальцевой? – официальным тоном спросил он, хмурясь.
– Внучкой, – не моргнув глазом соврала Маргоша.
Она сразу поняла, что если скажет правду, что подрабатывала уборщицей в школе, где до пенсии преподавала Елизавета Андреевна, то врач не захочет с ней даже разговаривать.
– Она упоминала сына, то есть, наверное, вашего отца, он сможет подъехать в больницу?
– Никого из близких сейчас нет в России, кроме меня. – На этот раз Маргоша не кривила душой, она действительно не знала никого из родственников Елизаветы Андреевны, а сын, по слухам, уже год как укатил в Америку.
– Что ж, – задумчиво протянул врач, заглядывая в бумажки, разложенные перед ним на столе. – У меня неприятные новости. Елизавета Андреевна, судя по всему, перенесла тяжелый стресс. Сейчас состояние стабильное, и физически она вполне здорова. Но есть тревожные симптомы. Некоторые вещи она никак не может вспомнить. В ее возрасте это может быть началом старческой деменции. Например, она не может вспомнить телефон сына и, что совсем уж странно, свой собственный адрес. Уверяет, что она нигде не живет.