Удивительные истории о котах

Она говорила: я люблю тебя. Но никогда особенно этого не показывала. Даже не знаю, почему. Думаешь, сложно было сбежать от той соседки и найти больницу? Ничего подобного. Сложно было признаться себе, что ты мне нужен. Не для того, чтобы покормить или почистить лоток. Вообще не «для чего-то». А «потому что». Потому что мы – комянда. Ты и я. Уникальная комянда. Мы отлично ладим друг с другом. Понимаем друг друга. Любим или не любим одинаковые вещи. И хотя ты очень глуп и совсем не разбираешься в людях, сердце у тебя большое и доброе. И поэтому я люблю тебя. Можешь думать что хочешь, но любовь животных – чистая, искренняя и навсегда, так что тебе повезло. Может, стоило сказать об этом раньше. Может, и ты меня тоже любишь, хотя и не говоришь. Но я догадываюсь, что это не исключено.

Она говорила: Комната-Комя – не для тебя. Тебе еще рано здесь оставаться. Мы еще многое можем сделать вместе. Я даже готова терпеть переноску, если мы захотим поехать путешествовать. Можем там есть мяроженое и участвовать в мяскарадах. И, кстати, я нашла блокнот с твоими стихами. По моему скромному мнению, это блестящая поэзия. Плохо, если ты уйдешь, так никому их и не показав. Вряд ли что-то толковое выйдет из идеи принести в зубах блокнот без подписи в издательство. К тому же до ближайшего издательства надо ехать на мятро, а я его так не люблю, ты же не поступишь так со мной?

Она говорила: комянда – всегда больше одного. Нас двое. Не разрушай нас. Я буду ждать.

Она говорила: ну что, теперь, когда мы отбросили всех лишних и все ненужное, может, вернешься домой? Я и так сказала слишком много. Мя.

Она говорила, а я плакал. Потом она провела своей нежной бархатистой лапкой по моей той щеке – и я почувствовал это прикосновение на себе тоже, – свернулась маленьким рыжим клубочком и заснула. И в моей холодной груди разлилось тепло.

– Ну что, – прошелестело радио, – что думаешь о Комнате, которую забываешь, выходя из нее?

– Думаю, – сказал я, проводя рукой по глазам, – что мне пора возвращаться.

– Какое непостоянство! – слегка насмешливо воскликнуло радио. Могу поспорить, если бы у него было лицо, радио улыбалось бы. – И почему же?

И когда я ответил, на моем лице точно была широченная улыбка, несмотря на все, что мне пришлось пережить и узнать. Ибо это были лучшие в мире слова:

– Потому что меня любят и ждут обратно в комянду.

Дарина Стрельченко

Два кота

Если ты считаешь, что твоя жизнь для тебя – единственно возможна, ты так прав, так не прав!..

Неизвестный кот

Все, что в Кларенсе было претенциозного, начиналось и заканчивалось именем. Все, что было уличного и дерзкого, начиналось ободранным ершиком хвоста и заканчивалось смачной сожранной сарделькой, стащенной у домашнего питбуля.

Роскошной английской кличкой его наградила девочка, которую мать привела в приют выбрать питомца. Назвать его назвали, но домой не взяли, оставив среди мятых мисок и вони соломенных подстилок. Но Кларенс не был бы Кларенсом, если бы не выбрался на волю. Теперь он совсем не тот забитый юный котик. Теперь он дерзкий котяра, который бесшумно ступает, мягко стелет, пестует приемных котят и обожает неж-жную белую р-рыбоньку.

…Кларенс спешно крался вдоль проезжей части, скользкой от подтаявшего снега и засыпанной крошками французского багета. Впереди уже маячила рыбная лавка, где знакомый продавец исправно оделял черно-белого кота остатками трески и щуки.

Кларенс изящным прыжком одолел темное отверстие хода в подвал – оттуда, из теплого, сухого места, его недавно вытеснили псы-цыгане. В неравном бою он не смог отстоять убежище и едва не лишился левого уха. Тогда у него еще не было ни Клары, ни Марты, ни Табиты… Но теперь им вчетвером приходится ютиться на заднем дворе ресторанчика «Лезомбре».

Сердобольная поломойка через день подкидывала им объедки: чечевицу, фасоль и сладкие засохшие корочки от пиццы. С тех пор как у Кларенса появились котята, он особенно ценил молоко…

…Прижавшись к влажному, пахнущему французской зимой асфальту, он миновал подвал, оставил позади величественный фундамент банка, арку во двор, шлагбаум и щелястые стены гастронома. Наконец впереди появилась зебра, по которой, маневрируя между ног пешеходов, можно было перебраться на другую сторону и нырнуть в пряные рыбные запахи «Ля Марш Монж». Кларенс уже предвкушал быстрый перекус соленой хрустящей рыбешкой, затем – обратную пробежку на задворки «Лезомбре» и, наконец, неспешный пир в компании котят…

Но привычную слякоть и марево над люками отопления внезапно разрезал визг тормозов. Молотя лапами, Кларенс кинулся подальше от звука, сшибся с туго набитой сумкой, скользнул по зебре… Чья-то нога пнула кота в мягкое, никогда не мытое пузо. Краткий полет, яркие французские звезды, заляпанная снегом черепичка кафе…

…Кларенс громко и коротко мяукнул, но приземлился, разумеется, на лапы – разве уличный котяра с шикарной рыжей шерстью может приземлиться иначе?