Для укрытий лучше всего подходили человеческие тени: они были намного крупнее городских зверей и птиц и держались намного дольше. Бурый всегда знал, где их найти. Один из таких его знакомых бродил, настойчиво протягивая руки к прохожим, у автобусной остановки, отмечавшей границу маминой территории. К нему котенок не ходил: ему не нравилось доносившееся из тени сбивчивое бормотание и гнилой запашок. Тем более почти в каждом дворе можно было найти куда более приятную компанию. Блеклую и беззлобную. Когда старые люди, склонные подолгу сидеть на свежем воздухе и иногда подкармливать кошачий род, расходились по домам, на скамейках оставались их теневые коллеги. Эти не причиняли вреда, даже если запрыгнуть прямо в середину и пройтись сквозь бесплотные старушечьи колени. Они радостно ворковали при виде котенка, забирали тепло совсем по чуть-чуть, и Бурому нравилось, что под невесомым прикосновением их прохладных пальцев из его шерсти разбегались блохи.
Полосатый старался не отставать от брата, только в тени никогда не совался. Пока Бурый в своем духе боролся с паразитами, брат высматривал пищу и частенько успевал первый облизать какую-нибудь вкусную бумажку, принесенную ветром. Бурый не возражал. Распределение обязанностей его вполне устраивало. В конечном итоге оба брата были рады тому, что рядом есть союзник. Особенно когда вокруг их матери стал увиваться массивный самец, который провожал котят голодным взглядом. Его широкую морду пересекали шрамы, а шкуру – черные, как безлунная ночь, полосы. Голос напоминал рев двигателя. Каждая лапа была размером почти с голову котенка. Его появление впервые пробудило в братьях неожиданное ощущение: что они способны прожить и без мамы.
Но они оставались все вместе до конца лета, пока мать не стала раздражительной и нервной. Она отгоняла сыновей от себя, а потом и просто начала шипеть, едва их завидев. Полосатый еще пытался подластиться, заставить ее сменить гнев на милость, но сбежал с оцарапанным боком, растерянный и несчастный, и Бурый увел его на поиски нового убежища. На улице стояло тепло, мыши плодились в норах и стенах, и множество путей было открыто для юнцов, готовых быстро улепетывать от всех, кто уже уютно на этих путях устроился. Убегать приходилось нередко, и в итоге странствия привели их к дому, от которого прогонять их было некому, потому что ни одного свежего кошачьего следа братья не обнаружили.
Было в этом месте действительно что-то странное. Чахлые кусты на газоне как будто доживали последние дни. В атмосфере витала тревога и едва уловимая подвальная затхлость. Вдоль всей стены дома по асфальту, насколько различал взгляд в предутренней мгле, тянулась меловая полоса, и едва Бурый сунулся ее обнюхать, его словно дернуло за усы. Бурый отскочил и, решив больше не рисковать, потрусил вслед за братом ко входу в подъезд, где кто-то вполне мог потерять за ночь что-то съедобное. Но движение впереди заставило обоих шмыгнуть под куст и затаиться.
Навстречу им плыла женщина, озаренная пламенем свечи. Веточка какого-то растения в ее руке источала необычный и довольно привлекательный аромат. Женщина шла вдоль стены, помахивая веточкой, и котят, казалось, не замечала. Она достигла парадной двери и скрылась внутри. Братья выжидали, пока все стихнет, чтобы найти ночлег, не привлекая внимания, но уже через пару минут дверь открылась снова. Женщина вышла, уже без свечи и веточки, но зато с плошкой, по запаху полной мясных обрезков. Полосатый не выдержал первым. Бурый все еще осторожничал, но, когда плошка коснулась земли и брат сунул в нее морду, он тоже позволил себе поддаться искушению.
С тех пор каждый день котята находили у подъезда еду. Их кормилица следила за ними из окна, а иногда и сама стояла в сторонке, наблюдая, как они насыщаются, и Бурый тоже смог внимательно ее изучить. Она была старой, хоть и не производила такого впечатления. Высокая, сухопарая, она двигалась с легкостью, какой он не видел в людях подобного облика. Седые волосы она носила собранными в пучок на макушке. Она всегда появлялась в одной и той же одежде: юбке до лодыжек, стоптанных полусапожках и поношенном коричневом пальто, которое местами расходилось по шву. Левый глаз женщины был затянут жутковатым белым пятном. Бурый узнал ее, как только смог принюхаться. Именно она когда-то приносила в подвал еду для их матери, именно она ругала убийцу их брата. Круг замкнулся. Они вернулись к дому, в котором родились.