Никакой альтернативы нашему кораблю вокруг не наблюдалось, и я, все же оглядевшись на всякий случай по сторонам, выскочил из рубки и, покинув корабль, засеменил к корню пирса. Навстречу мне сразу же убыстренным шагом направились два офицера, в одном из которых я узнал коменданта гарнизона. Не дав мне даже представиться по форме, установленной уставами Вооруженных сил, они вдвоем безо всяких прелюдий начали перекрестный допрос:
– Дежурный… Тут в последние пару часов никакой аварии не наблюдалось?! Никакая машина не падала в залив? Кто у тебя утром стоял верхним вахтенным? Давай его сюда срочно! У вахтенного все патроны на месте? Кто старший на борту?
Вот тут-то я совершенно неожиданно прозрел и понял, что же за суета творится на дороге возле пирса. Как оказалось, рано утром командующий флотилией вызвал свою машину, чтобы по какой-то стратегической необходимости быстренько сгонять из дома в штаб. А дело, как я уже упомянул, происходило в середине октября, и ночью выпал первый снежок, ровным и тонким слоем покрывший пустынную в выходные дни зону. Компрессор мы топили еще в темноте, и бойцы перетаскивали его через дорогу, уцепившись сообща за водило, отчего колею от его колес не затоптали, и она ровно и красиво отпечаталась на снеге, покрывавшем асфальт так, как будто какую-то машину просто занесло на обочину, ну и дальше… в воду. Причем после этой нашей операции снег попадал еще немного и перестал. А рано утром через зону проехали несколько дежурных машин, после чего картина аварии с утоплением какого-то автомобиля стала просто-таки убийственно убедительной. Да и на камнях тоже остались следы злополучного агрегата, который бойцы отправляли в море, протаскивая его по осклизлым камням. А потом на службу поехал командующий, случайно узревший следы колес, уходящих влево с дороги через девственно чистый тротуар, туда, к воде, и, остановив машину, сделал соответствующие выводы…
Еще через час на дороге около нашего пирса было не протолкнуться. Сначала прибыла машина ВАИ, за ней уазик военной прокуратуры, следом за которым притащился «броневик» особого отдела. Потом начальство базы, руководство СРБ, еще кто-то, ну и все стало напоминать точку старта автопробега «УАЗом по местам боевой славы Краснознаменного Северного флота». Попутно мне пришлось вытянуть из шконки старпома, которого самолично допросил командующий, а моего верхнего вахтенного допрашивало сразу человек пять из разных ведомств, применяя всевозможные методы, кроме разве что пыток пятой степени. Но верхний держался молодцом, ибо страшно хотел в отпуск, запланированный на начало ноября, а потому, изображая полное «дерево», на все вопросы отвечал короткими рублеными фразами, состоящими из вызубренных обязанностей часового на посту.
К десяти часам утра к нашему пирсу подогнали плавкран, и под воду отправились снаряженные как на диверсионный акт бойцы отряда ПДСС в количестве целых трех человек. Ну и уже через полчаса на той самой дороге, с какой его, пыжась, отправляли в подводный поход мои турбинисты, опять стоял свежевымытый компрессор с вытекающими изо всех щелей струйками воды, утопленный мною всего шесть часов назад…
По иронии судьбы, после всех разборок его задвинули практически на то же место, откуда я его убирал. Поиски злоумышленников, совершивших это «злодеяние», после того как выяснилось, что это не машина, а какой-то старый драндулет неизвестного назначения, утихли сами собой, и уже через полчаса о произошедшем не напоминало ничего, кроме мокрого компрессора и начальника СРБ, в полном недоумении взирающего на это железное чудо, каким-то образом в приказном порядке с этого часа оказавшееся в его заведовании.
Как выяснилось позже, адмирал Совкачев через несколько часов после того, как отдал мне приказ о ликвидации антикварного компрессора, улетел в Москву на совещание и, естественно, о своем спонтанном пожелании начисто забыл. Злополучный компрессор же стоял на том самом месте еще много лет до моего увольнения в запас и, вполне возможно, стоит там до сих пор как памятник старым добрым временам, в которых приказы, пусть даже потешные, все же еще выполнялись…
Сын трудового народа
Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина рабочей и крестьянской армии…