Но Деревяненко не повелся на адмиральское дружелюбие:
– Я бы хотел, чтобы вы прочли все сами.
– Ну, давайте, – вздохнул контр-адмирал.
Анатолий достал из портфеля роскошно переплетенный в ледерин том.
«У нас делал, – автоматически отметил про себя его тезка. – Вот почему переплетчики вчера опять пьяные были».
Тут он был абсолютно прав. В те времена и в том месте переплести диссертацию можно было только в «Подводнике Заполярья». Ну а с универсальной флотской валютой у медика, конечно, никаких проблем не было.
На темно-зеленой обложке золотыми буквами было вытиснено: «Анатолий Деревяненко. Диссертация на соискание степени доктора философских наук. Город Мурманск-150».
– Хм, – кашлянул ЧВС. Вообще-то, название нашего города всуе упоминать не годилось. Но тут уж было не до мелочей.
На титульных страницах все было как обычно. Адмирал быстро перелистал их. Открыл основной текст. И замер.
Лобановский тихонько заглянул через его плечо. На листе было написано следующее:
«Новое определение смысла жизни.
Жить – это значит все время быть коммунистом».
И – все. Больше – ни слова.
– Ну как, – безмятежно поинтересовался Деревяненко. – Будете моим рецензентом?
– Обязательно буду, – медленно произнес адмирал. И повторил: – Буду. Обязательно.
После того как медик вышел, ЧВС достал из сейфа бутылку коньяка, налил в две рюмки и восхищенно покрутил головой:
– Всякое видел. Но этот либо гениально издевается над нами – попробуй только сказать, что он в чем-то не прав, либо гениально от службы косит. В любом случае – крут.
Видимо, адмирал не стал медлить с рецензией. Пару месяцев Деревяненко в гарнизоне не видели. Наверное, диссертацию защищал.
А потом снова появился. С экипажа его списали, торчал в штабе и в редакции. Ждал приказа. Но, как обычно, бумаги шли долго.
И тут Толик снова отметился.
…Экипаж, в котором он раньше служил, уходил в море. Слова все сказаны. Швартовы отданы. Буксиры дали ход, и между пирсом и бортом стала расширяться полоска воды. В этот момент раздался крик:
– Стой! Стой! Пакет из штаба дивизии!
На пирсе и на рубке – немая сцена. Все знают, как относятся моряки к приметам, да еще и в момент выхода…
Но делать нечего. Притормозили буксиры. Передали пакет командиру. Тот его вскрыл. Рев капитана первого ранга был слышен в каждом уголке базы.
Если коротко перевести то, что летело с мостика, на литературный русский, получится следующее:
– Деревяненко, сука, молись, чтобы тебя уволили до моего возвращения. Лично пристрелю…
А потом над сопками эхо долго повторяло завершающий диагноз, поставленный Толику бывшим командиром:
– …рас… ас… ас…
В пакете лежал лист бумаги, на котором было начертано:
«Даю добро на выход. Капитан медицинской службы Деревяненко».
Перепуганный молодой матросик на допросе с пристрастием, учиненном в дивизии, признался, что пакет ему у штаба передал какой-то офицер и потребовал срочно передать командиру уходящей лодки. На очной ставке морячок уверенно опознал не слишком трезвого Деревяненко.
На этот раз даже рецензия ЧВС не понадобилась: и командир дивизии, и командующий флотилией знали, что капраз свое слово держит твердо, поскольку командир он был правильный. Так что уже на следующий день – от греха – Толик в сопровождении начальника политотдела дивизии убыл в Мурманск.
Больше его в гарнизоне никто и никогда не видел. Хотя старший лейтенант Лобановский и утверждал иногда, что читал где-то, кажется в «Знаменосце», стихи о море, подписанные фамилией Деревяненко. Судя по тому, что стихи были все так же плохи, Толик перестал быть военным медиком. Но остался поэтом. И публицистом. И даже где-то – философом.
Юрий Крутских
Подвиг разведчика
Как сказал классик, «море смеялось». В объективе перископа отображалось все буйство жизни наверху. Растекаясь багровым расплавом по выпуклому краю земли, красное предзакатное солнце стремительно накатывалось на горизонт и вот-вот должно было коснуться его пылающей кромки. Пенные зеленовато-прозрачные валы вздымались прямо перед глазами, иногда заслоняя горизонт. Бледным, дрожащим пятном сквозь них пробивалось солнце. Случалось, что перископ заливало, и он оказывался под водой. В эти мгновения прямо по курсу можно было различить носовой бульб нашей лодки, тускло поблескивающий в сумрачной глубине серебристыми обтекателями гидроакустических станций.
Несколько минут назад мы подвсплыли под перископ на сеанс связи, выдвинули из-под воды антенны, и командир, спустившись в рубку радиста, оставил меня у перископа одного. Обязанности вахтенного офицера подразумевают замену командира во время его отсутствия, что я тут же и принялся исполнять. Обязанности эти, надо сказать, не очень обременительные: крути себе перископ из стороны в сторону и подмечай все, что творится наверху.