Удивительные истории о мужчинах

Позвали штурмана. Начали сортировать. Все, что можно было прочитать, складывали отдельно. Разведчик выуживал из кучи бумажку, разворачивал, разглаживал, рассматривал, чуть ли не на зуб пробовал и передавал штурману. Тот брезгливо брал бумажку двумя пальцами, смотрел, что написано, говорил разведчику. Если тот проявлял интерес – бумажка откладывалась в специальный пакет, если нет – летела за борт. Скрупулезная работа заняла часа два. После сортировки пакет с отобранными для детального исследования бумажками перенесли ко мне в седьмой отсек. Сразу запахло мусоркой и туалетом. И без того в душной атмосфере отсека стало совсем невозможно находиться.

Но, несмотря ни на что, разведработа продолжилась. Теперь уже замполит выуживал из пакета мокрые бумажки, штурман с отвращением их брал, раскладывал на обеденном столе, совмещал, складывал в единое целое, переводил, разведчик фотографировал и записывал. Все были преисполнены значимостью момента. Дмитрий Петрович преобразился. От былой высокомерной заносчивости не осталось и следа. Он то и дело обращался к штурману по имени-отчеству, заискивая и лебезя. Штурман с ним не церемонился, для начала жестко отчитал: как получилось, что такой заслуженный разведчик не знает ни одного иностранного языка? Потом наотрез отказался рыться в дерьме и согласился, лишь когда Дмитрий Петрович смиренно предложил в качестве моральной компенсации выставить ящик коньяка.

В итоге за три часа кропотливой работы на свет божий вернулись из небытия несколько довольно любопытных документов: письма матросов и офицеров авианосца своим друзьям и подругам. Порванные на мелкие кусочки, они были как пазлы старательно сложены штурманом и переведены на литературный русский язык. Видимо, написаны письма были еще на берегу, перед выходом АУГ в море, по какой-то причине оказались неотправленными и выкинутыми в урну. Неведомым получателям корреспонденции сообщалась порой совершенно секретная информация – предстоящий маршрут следования авианосца с портами захода и планы на полгода вперед. Также довольно подробно описывался повседневный распорядок службы на корабле, звания и фамилии командования. Одно письмо, адресованное некоему Джону Гарднеру, инженеру вычислительного центра при Военной академии в Аннаполисе, написанное командиром группы обеспечения полетов авианосца ВМС США «Энтерпрайз» лейтенантом Биллом Макговеном, заканчивалось теплым: «Целую, люблю, надеюсь на скорую встречу, любящий тебя Билли». Прочитав это письмо, штурман долго плевался, а затем особенно тщательно мыл руки.

Полученные в результате блестяще проведенной спецоперации разведданные оказались просто бесценными. Тут же по радио была передана вся информация в штаб. На хвост АУГ тут же посадили другую подводную лодку, на этот раз атомную, и она сопровождала группу до самого Персидского залива и там еще пасла полгода.

Разведчику и замполиту по радио были объявлены благодарности от командования ВМФ и Главного политического управления. Командира поощрили снятием ранее наложенного взыскания. Также полунамеком было дано понять, что особо отличившиеся могут быть представлены к правительственным наградам. Будучи уверенным, что под эту категорию вполне подхожу, я заранее просверлил под орден дырку в кителе и с нетерпением ждал возвращения на базу. И награда нашла героя. Пусть не орден, а медаль. Но зато какая: «За боевые заслуги»! Наградили, правда, не меня, а разведчика.

По возвращении Дмитрий Петрович сразу пошел на повышение, и уже через два года я встретил его майором! Не знаю, совершил ли он еще какие-то подвиги на невидимом фронте, но слышал, что с уходом на пенсию его протеже карьера Дмитрия Петровича резко затормозилась. Лет двадцать потом его не могли выгнать со службы за пьянство, которое со временем приняло совсем уж крайние формы, потому как с такой наградой человека выгонять было никак нельзя. И это даже если в личной медицинской книжке его значился официальный диагноз: «Хронический алкоголизм».

Олег Батлук

Слухач

Деревня будто вымерла. Последний раз такое случалось летом сорок первого года. Но сейчас матери могли не переживать за своих сыновей, разве что немного за дочек: у сельсовета гремели танцы. Все сбежались туда: кто посмотреть, кто показать. Бабушки достали из сундуков цветастые платки и приковыляли за сплетнями. Даже пара собак подошла. Они расположились в сторонке и вертели мордами в такт вальсирующим. И только в одном доме на окраине села светилось окошко. Молодой мужчина сидел на балконе второго этажа и улыбался далекой музыке. На танцы парень не собирался. Он был слепым.