Удивительные истории о мужчинах

На пятый день вечером, после ужина, корабли противника построились в походный ордер и двинулись в юго-западном направлении. Мы, как рыба-прилипала, последовали за ними. Всю ночь старались держать их курс и скорость, но под утро начали отставать. Еще на момент обнаружения эскадры наша аккумуляторная батарея была наполовину разряжена и сейчас окончательно отказывалась служить.

Мне до сих пор непонятно, почему на такое ответственное дело послали именно нас, а не атомоход. Я не склонен думать, что решение принимал какой-нибудь сухопутный генерал, который не видит разницы между старенькой дизелюхой и современным атомоходом. Хотя подобные прецеденты в истории нашего флота уже случались. Во время Карибского кризиса, например, к берегам Кубы были посланы такие же дизелюхи, как наша. В Саргассовом море часть лодок была обнаружена. Американские эсминцы устроили настоящую охоту. Несколько суток наши лодки держались под водой, совершая различные маневры, пытаясь оторваться. Но когда разрядились аккумуляторные батареи, оставаться под водой стало невозможно, и лодки всплыли под прицелами неприятельских орудий и фотокамер. Узнав об этом, министр обороны разразился проклятиями в адрес командиров, требуя отдать их под суд. Он не понимал, почему подводные лодки всплыли, так как был уверен, что на задание были отправлены атомоходы.

Расстояние между нами и АУГ быстро увеличивалось, и скоро контакт с ней был окончательно потерян. Доложив об этом малоприятном факте вышестоящему командованию, мы получили приказ всплывать и следовать в надводном положении на базу для получения пряников и того, что называется – на пряники. Пряники предназначались доблестной разведке, все остальное – командиру.

Всплыв, уже не таясь, посредине Южно-Китайского моря, командир решил не спешить с возвращением на базу и дал экипажу время для приведения себя в порядок.

Скажу вам честно, подводная служба порой – это настоящий курорт. Лодка лежит в дрейфе, словно огромный обездвиженный кит. Вокруг, куда ни обратишь взгляд, насыщенным ультрамарином разливается гладкая безбрежная пустыня. На небе – узор белого мрамора с голубыми, замысловато закрученными прожилками. Мелодичными переливами ритмично плещутся волны у борта. Вода теплая, ласковая и до того прозрачная, что брошенная с мостика пустая консервная банка, опускаясь на дно, минут десять крутится, играет и сверкает, пока не пропадет в глубине.

Провентилировали отсеки, запустили дизеля на заряд АБ и с нескрываемым удовольствием занялись личной гигиеной. Командир разрешил выход наверх и на палубу. Из отсеков потянулись бледные, опухшие, щурящиеся на солнечный свет существа. Утреннее, еще не жгучее солнце, приятный освежающий ветерок мигом подсушили потные и липкие тела моряков, вылезших из душного чрева субмарины под открытое небо. У надводного душа в ограждении рубки образовалась шумная очередь. Боцман снарядил брандспойт, чем существенно ускорил процесс помывки. Были только слышны его покрикивания:

– Спиной! Боком! Повернулся! Быстро! Отходи! Следующий!

Упругие струи лупили, разбиваясь в пыль о чахлые чумазые тела. Многие подходили по второму и по третьему разу. Пенные хлопья шампуня вздымались на палубе все выше и выше, переваливались за борт и стекали в море. Ультрамариновая синева воды контрастно оттеняла мыльную кайму вдоль бортов лодки, которая расползалась все шире и шире.

Мне оставалось только с завистью смотреть на этот праздник плоти. Сразу после всплытия наступило время моей вахты, поэтому личная гигиена откладывалась еще на несколько долгих часов. Тут же рядом командир, откинув в сторону обычную свою суровость, подобрев лицом, выспрашивает у доктора что-то по медицинской части:

– …ты, док, не умничай. Настоящий врач начинает лечить еще здорового человека, который еще только собирается заболеть. Так вот, объясни мне простым и понятным языком…

Что хотел командир выяснить, узнать не удалось – тут его на мостике сменил помывшийся и растершийся полотенцем, розовый как поросенок старпом. Почесываясь во всех местах, куда доставали руки, командир тоже спустился на палубу и через несколько секунд заревел блаженно под струями, которыми его принялся окатывать боцман.

После бани и большой приборки на палубе развернулся настоящий банно-прачечный комбинат: все мылят, трут, полоскают, выжимают. Флагами расцвечивания трепыхается на леерах и антеннах постиранное белье. За время плавания бравый вид моряков основательно поблек, истерся, и очень хорошо, что командир догадался дать несколько часов на приведение себя в порядок, чтобы по приходе в базу можно было сойти на берег человеком.

На небе уже ни облачка. Постепенно поднимаясь все выше и выше, солнце начинает жарить палубу и копошащихся на ней людей. После обеда – традиционный адмиральский час. Влажные, провонявшие потом матрацы вынесены наверх сушиться. На них, соорудив из простыней хитроумные тенты, отдыхают, укрывшись от жгучего солнца, разморенные моряки. Внизу, кроме вахтенных, нет ни одной живой души, и никого туда никакими силами уже не загонишь.