Удивительные истории

— …И длина испускаемой волны, — он вновь обращался ко мне торжествующе. — Это могло бы быть миллионными долями метра, или это мог бы быть один миллион метров. Или это могла бы быть любая длина на используемый нами линейке частот. Или вне её. Лишь мне, единственному в мире, удалось сделать правильные измерения.

Он засмеялся.

Или, скорее, он засмеялся и забрюзжал одновременно. Говорю тебе прямо, приятель, у тебя волосы стали бы дыбом от такого смеха.

— Полагаю, что все хваленые радиоэксперты умерли бы от зависти, если бы увидели мою аппаратуру, если бы поняли мои методы! Думаю, мои исследования произвели бы фурор. Лодж и Маркони[6] пришли бы в восторг!

Я продолжал внимательно слушать, делая вид, что понимаю.

— Я измерил эти волны, что, конечно, означает, что я нашел приемник для них. Наш друг, пославший те-бяко мне, думает, что у него есть монополия на ультрачувствительные приемники. Мой приемник настолько чувствительнее, насколько колесико из механизма наручных часов деликатнее колеса телеги! И частота. Мне даже удалось преобразовать волны мысли в звук!.. В членораздельную речь!

И последние слова взорвали мой разум! Это было как вспышка молнии. Я даже начал заикаться, пораженный открывшимися возможностями, обладай я таким изобретением. Глаза мои полезли на лоб.

— Боже! — воскликнул я. — Вы подразумеваете, что та штука может услышать, что ты думаешь?

Проктор улыбнулся самой человеческой из своих улыбок.

— У тебя наблюдаются проблески разума, — объявил он, удовлетворенно. — Я подразумеваю именно это, — а затем он вновь начал вещать с видом библейского пророка. — Я подразумеваю, что ты должен возвратиться к банде ничтожеств, которая послала тебя, и сказать им, что бесполезно плести против меня заговоры, поскольку я могу услышать их мысли, могу залезть в их пустые головы. Я могу прочитать их грязные мысли! Вот так я узнал, что ты явишься сюда сегодня вечером! И то, что твое смертоносное оружие не заряжено! И… — тут он схватил меня и потряс, едва не сломав мне шею. — И я знаю… ты — свинья, даже теперь не знаешь, верить мне или нет, — тут он освободил меня и сорвал наушники. — Вот! — проревел он, напялив их на меня. — Вот! Послушай, и убедись!

Он подскочил к столу и начал нажимать кнопки и вертеть диски. Непрерывное жужжание и гудение звучали в наушниках.

И затем все и случилось…

Слушай меня внимательно. Я знаю, они объявили Проктора «чокнутым», но это был июль 1914 года.

Понимаете?

Внезапно я услышал голос (не в моей голове, а в наушниках), и этот голос, властный и с немецким акцентом объявил:

— Сербия будет сокрушена, потому что осмеливается не подчиняться. Франция должна быть завоевана, мы уже распростерли над ней свою длань. Англия предпримет последнее отчаянное усилие спастись. Но наши армии перемелют их как зерно на мельнице. И затем…

Проктор сорвал с меня наушники. Я походил на безвольную куклу, и я никак не мог прийти в себя. А безумный профессор схватил меня за руку.

— Ты слышал! — прогремел он мне в ухо. — Теперь иди.

Потом он толкнул меня к двери. И все…

Следующая вещь, которую я помню, пробуждение в больничной палате. Все это случилось в июле 1914-го, а очнулся я в конце августа в той самой больнице. Когда Проктор выталкивал меня из своей лаборатории, он случайно уронил с полки на пол бутылку злополучной супервзрывчатки. Нас с ним выкопали из-под руин. Проктор бредил о своей разрушенной машине, и это стало его путевкой в дурдом. Если почитать газеты того времени, то можно вспомнить, что Проктор хотел, чтобы я подтвердил его слова, но я не стал ничего говорить. Меньше скажешь, дольше проживешь.

Теперь вы знаете об этом деле все, что я знаю об этом. Я уже рассказывал эту историю джентльмену Джо, толковому адвокату, который знал все, чему только можно научиться в Гарварде, когда он был молод. Джо сказал, что, возможно, Проктор дурачил меня мощью замаскированного фонографа.

Возможно, он так и делал. Я мог бы думать так, если это случилось бы в сентябре, а не в июле 1914-го. Понимаете?

Сбежавший небоскреб

Мюррей Лейнстер