Удивительные приключения Марко Поло

Джамбуи-хатун ждала министра Ахмеда. Каждая встреча с ним напоминала ей юность, которую она провела на вольном воздухе в степи. Порой в ней пробуждалась тоска по жизни в палатках, ей снова хотелось скакать верхом на благородном коне, да так скакать, чтобы дух захватывало, и тогда она чувствовала себя в этом роскошном дворце более несчастной, чем нищенка в лачуге, только что бросившая в котел последнюю горсточку риса.

Императрица шла проворным, крупным шагом по парку. Ее лицо, густо покрытое румянами и пудрой, выглядело мертвым, казалось маской, а улыбка была деланной. Императрица томилась от безделья.

За ней по пятам безмолвно следовали четыре служанки.

День был мучительно жаркий, а ветер, казалось, дул прямо из ада. Джамбуи-хатун остановилась у бассейна и, погруженная в свои мысли, которые терялись где-то в тумане прошлого, глазами следила за игрой золотых рыбок. Рыбки собирались в тенистом углу бассейна, а потом вдруг, словно по какому-то негласному приказу, выплывали все разом на солнце, хватали тупыми ртами маленькие желтые листочки, первые вестники осени, и кружили, едва шевеля плавниками по прозрачной воде.

Вдруг по лицу Джамбуи-хатун пробежала настоящая улыбка. Размалеванная маска словно ожила, — императрица предалась воспоминаниям.

В далекие времена, в степи, к ней пришли свататься пять молодых героев. Но она прогнала их. Как дикая кошка, прыгала она в те годы по степной траве, носилась на огненном скакуне, стреляла из лука более метко, чем опытные охотники и воины. Когда трава была еще мокрой от росы и желтая земля липла к ступням, когда первые лучи солнца озаряли верхушки деревьев на далеких лесистых склонах, когда женщины мыли перед палатками горшки или шли с кувшинами по воду, когда мужчины с радостными кличами отправлялись на охоту, а вокруг, куда ни глянь, был простор и приволье, такие же бесконечные, как вечное голубое небо над головой, — она, охваченная какой-то смутной тоской, подняла руки и, высокая, стройная, гордая, пошла, покачиваясь, словно танцуя, по зеленому лугу.

— Глядите, вон идет Джамбуи, дочь Эсень-нойона…

Императрица присела на край бассейна и поглядела на свое отражение. Улыбка сбежала с ее лица и снова притаилась в уголках рта. Служанка, юная и гибкая, как лилия, подошла к ней плавным шагом и подала подушку.

— Убирайся прочь! — в бешенстве закричала императрица и ударила девушку по щеке. — Все, все убирайтесь!

Служанки скрылись за деревьями и стали ждать новых приказаний.

Джамбуи-хатун сидела недвижимо. Четыре ряда стен защищали парк от ветра. Верхушки высоких деревьев буйно раскачивались, а желто — зеленые стебли, гнущиеся под тяжестью распустившихся и уже тронутых увяданием цветов, едва колыхались. Осенняя бабочка покружилась над лужайкой и опустилась на рукав Джамбуи-хатун.

Там, за стенами, раскинулся город, там бушевала шумная, звенящая, смеющаяся и плачущая жизнь. Тонкие, ловкие руки искусных художников резали из дерева и слоновой кости фигурки богов, крестьян, девушек, диковинных зверей, ремесленники шлифовали драгоценные сосуды из яшмы и нефрита, чеканили серебро и золото, расшивали по шелку пестрые цветы и птиц, плели корзины из бамбука и просяной соломы, рисовали тушью изящные картинки на белой рисовой бумаге и шелке. Мускулистые руки направляли деревянный плуг по илистой почве или по желтой рассохшейся земле, а спины гнулись перед высокомерными чужими сановниками.

* * *

В богатой одежде, с туго набитым брюхом, шел Саид по оживленным улицам Ханбалыка. Ему хорошо жилось на службе у Ахмеда, и он был преисполнен безграничной преданности к своему новому господину. Он с гордостью вспоминал, как, не жалея себя, он в рекордный срок прискакал из Чаньчжоу в Ханбалык и как после этого изменилась вся его жизнь.

Саид остановился у лотка худого, загорелого кондитера, жарившего в масле какие-то маленькие фигурки из теста.

— Чем ты торгуешь? — спросил Саид надменным тоном, словно вельможа. За несколько месяцев привольной жизни его щеки заметно округлились.

Кондитер, окинув незнакомца быстрым взглядом, положил на жестяную тарелку поджаристую фигурку и сунул ее Саиду прямо под нос.

— Гляди, чем я торгую: маленькими ахмедами, жаренными в масле. Попробуй, очень вкусно! Вот за эти, что поменьше, десять иен, а за те, что побольше, — двадцать. Прямо даром. Покупайте, угощайтесь! Пальчики оближете. Я жарю ахмедиков на лучшем масле! Полюбуйтесь только, как аппетитно они кипят…

Саида охватило глухое бешенство. Этот негодяй осмелился поносить его господина Ахмеда!

— Почему ты называешь эти фигурки ахмедами? — спросил он, стараясь скрыть свои тайные чувства.

— Да что ты мелешь! — воскликнул кондитер, почуя опасность. — Чего ты меня оскорбляешь?

И он закричал, созывая соседей:

— Ли, поди-ка сюда! Ван, ты мне нужен, да прихвати с собой молот. Ян, У, вы что, не слышите? Ко мне привязался какой-то тип, он хочет погубить всех честных торговцев.

Торговцы и ремесленники окружили испуганного Саида.

— Чего надобно этой деревянной дыне?

— Проваливай, да поживее, черепашье отродье!