Удивительные приключения рыбы-лоцмана

О чем бы ни говорил автор – о бытовых привычках яснополянского старца или о нравах тогдашних газетчиков, любой упомянутый факт прорастает у него в прошлое, обретает объем, историю и глубину. Как результат книга, формально являющаяся рассказом о последних неделях жизни Толстого, становится его полноценной биографией и – шире – детальным и фундированным портретом всей околотолстовской среды, а то так даже и всего просвещенного общества первых лет XX века.

Выстроенный по лучшим западным образцам (больше всего «Бегство из рая» напоминает знаменитую и каноническую «Жизнь Антона Чехова» американского слависта Дональда Рейфилда), текст Басинского – редчайший в наше время пример по-настоящему качественного нон-фикшна, написанного при этом без малейшего самолюбования, просто и с достоинством. Однако полностью и подчеркнуто отказываясь от эгоцентризма и позерства, Басинский достигает поразительного эффекта: сотканная из умолчаний фигура автора в его книге оказывается ничуть не менее рельефна и выразительна, чем фигура героя, что само по себе заслуживает не только удивления, но и всяческого уважения.

Святой против Льва

[120]

Первый вопрос, возникающий в связи с новой книгой Павла Басинского, – не хуже ли она своей предшественницы, нашумевшего и отмеченного премией «Большая книга» бестселлера «Бегство из рая». Вопрос вполне закономерный, учитывая, что в «Святом против Льва» Басинский вновь обращается и к своему любимому герою – графу Льву Николаевичу Толстому, и к редкому в наших палестинах жанру документального романа. Однако все тревоги напрасны: «Святой против Льва» – принципиально иная книга, и никаких содержательных или концептуальных повторов в ней нет. Что, впрочем, совершенно не исключает черт фамильного сходства между двумя текстами Басинского – тех самых, которые и обеспечили первой книге успех, далеко выходящий за рамки обычного для литературы нон-фикшн.

Заголовок книги недвусмысленно намекает на то, что перед нами – сага о вражде, детальное исследование едва ли не самого знаменитого идеологического и личностного противостояния в истории отечественной духовной мысли. Однако в действительности книга Басинского – это не столько хроника вендетты, сколько сравнительное (или, вернее, параллельное) жизнеописание двух титанов – писателя и священника, вольнодумца и консерватора, аристократа и разночинца, Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского. Их взаимная неприязнь, если верить Басинскому, была предопределена изначально – они шли навстречу друг другу, подобно героям древнего эпоса, обреченные однажды столкнуться и вступить в битву, которой суждено было стать и кульминацией их собственных жизней, и важнейшим моментом всего духовного бытия тогдашнего общества. Для Басинского великий раскол, спровоцированный враждой Льва Толстого и отца Иоанна, звучит первым аккордом, предвещающим грядущие бури – революцию, гражданскую войну, коллективизацию…

Собственно, этому неуклонному сближению, накапливанию опыта, делающего конфликт неизбежным, и посвящена большая часть книги. Туповатый сын нищего дьячка с русского Севера и маленький плакса-барчук из-под Тулы; заурядный студент духовной академии и блестящий молодой офицер; священник из портового города, всецело посвятивший себя служению беднякам, и мятущийся молодой литератор; признанный чудотворец и литературная суперзвезда… Басинский виртуозно, будто с циркулем в руке, вычерчивает две кривые, по которым его герои приближаются к точке столкновения. Этой точкой становится, разумеется, вопрос веры – бесконечно важный и для Толстого, и для отца Иоанна, решать который они, тем не менее, пытаются диаметрально противоположными способами. Толстой силится спасти религиозное чувство, отвергая христианский культ и Церковь, в то время как Иоанн Кронштадтский стремится к той же цели, истово отстаивая церковную монополию на веру, «заражая верой в Церковь своей уникальной практикой священнослужителя». Разумеется, при том колоссальном удельном весе, которым обладали оба антагониста, и при не менее драматичной разнице в подходах их не могло не закоротить, и вот уже над всем русским обществом 1890–1900-х годов протянулась потрескивающая электрическая дуга огромного напряжения.