Удивительные странствия. Сборник сказок

С той поры минуло более десяти лет. По-прежнему жили разбойники у Царя-дуба, совершали набеги на ближайшие сёла, прохожих грабили. Однажды проезжал обоз через те места. Напали на него разбойники: одних насмерть убили, другие бежали от них. А всё, что в обозе было, доставляют Кулёме-атаману. Смотрит Кулёма, а в обозе девица красоты неписанной сидит и смотрит на него глазами кроткими, ясными. Оторопел Кулёма, увидев её, смотрит и оторваться не может. Отвёл он пленницу в своё логово, усадил на ковры награбленные, бросился на колени перед ней и говорит:

– Полюбил я тебя, дева красная! Всё для тебя сделаю: в шелках ходить будешь, на золоте есть! Ни в чём нужды знать не будешь! Стань моею женой!

Только заплакала девица, заслышав те слова.

– Отчего ты плачешь? – спрашивает атаман. – Али боишься меня? Не бойся! Зла тебе я не причиню!

– Я не боюсь тебя, – отвечает красавица.

– Отчего же плачешь тогда?

– Жалко…

– Кого? Тех, что люди мои побили?

– Нет… Их души в раю теперь и счастливы…

– Кого же?

– Тебя! – отвечает девица. – Несчастный ты! Такой несчастный, что сердце кровью обливается!

– Отчего ты взяла, что я несчастлив? У меня всё есть! – спорит атаман.

– Что у тебя есть? Золото? Завтра придут иные и отнимут его! Меха, шелка? Так недолог их век! Что есть у тебя? Всё твоё добро тленно. А разве подлинно то богатство, которое тленно? Нищ ты, атаман… И глаза у тебя несчастливые! А в глазах душа отражается. Страшные у тебя глаза, горькие… Накопил ты тлена, а нетленное потерял.

– Что тебе ведомо обо мне, что ты обо мне судишь?

– Счастливый человек никогда не сделает зла другому. Ибо он счастлив. Зло причиняет тот, у кого душа не на месте. Ему худо оттого и он мстит всем… Счастливому мстить не за что. Плохо тебе, и ты свою неустроенность вымещаешь на невинных, но слёзы и кровь их оседают в твоей душе, убивая её. Жаль мне тебя, Кулёма…

– Значит, не будешь ты мне женою? – спрашивает разбойник.

– Не буду. Если б оставил ты зло и стал снова человеком, то пошла бы за тебя. Чтобы помочь тебе, пошла бы. Но нельзя исцелить того, кто не желает быть исцелённым и болезни своей не видит. Если б я только могла помочь тебе!

– А ты – счастлива? – спрашивает её Кулёма.

– Да. Я знаю, что никому не делала худого, а потому спокойна.

Поднялся атаман с колен, тяжело смотрит на пленницу.

– Что ты сделаешь со мной? – спрашивает та.

– Я обещал не делать зла тебе. Слово я сдержу, – отвечает атаман. – Я отпущу тебе.

И, действительно, Кулёма сдержал слово, и девица возвратилась в родное село. Только с той поры переменилась разбойничья удача. И добыча уж не так богата, и от погони уходить стало труднее. Да и жалостлив стал атаман… Грабить-грабит, а душегубствовать не смеет. Поднялся ропот среди шайки, а тут ещё воевода один, разгневанный бесчинствами Кулёмы, положил большую награду тому смельчаку, который поймает его. И тогда сговорились разбойники, скрутили ночью атамана своего и свезли воеводе… Правда, денег не получили они. Поглядел на них воевода и сказал:

– Доносчику – первый кнут! – и распорядился покарать разбойников…

Кулёму же заключили в острог с тем, чтобы по окончании Великого Поста, который шёл тогда, казнить его.

Сидит Кулёма в остроге: сбылось пророчество – сгинуло золото его, сгинули шелка и меха, и сам он уж не тот молодец – седина коснулась смоляных усов, и морщины пролегли по челу, а в глазах – чёрная бездна, безысходная, страшная… Стал Кулёма вспоминать жизнь свою, вспоминает и ужасается: сколько жизней загубил он, сколько зла сотворил, а добра никто не видал от него, некому и о душе его помолиться будет, некому вспомнить добрым словом. И заплакал жестокий атаман в запоздалом отчаянии, заломил руки, стал смерть звать.

И был светлый праздник Благовещения, когда открылась дверь в темницу Кулёмы, и порог переступила хрупкая женщина, лица которой нельзя было разглядеть в темноте. Она несколько мгновений внимательно смотрела на атамана и, наконец, сказала тихо:

– Здравствуй, Кулёма.

– Кто ты? – спросил разбойник. – Зачем ты пришла?

– Я сон про тебя видела… Вот, и пришла. Зачем смерть зовёшь? Зачем Бога гневишь?

– Разве можно его прогневить более, чем прогневил я прежде?

– Можно, но можно и отмолить грехи. Даже теперь ещё можно.

– Что ты ведаешь про меня, что так говоришь?

– Я вижу, что ты не тот, каким был прежде. Ты глаза от меня прячешь – значит, совесть в тебе проснулась.

– Что с того? Всю жизнь я делал людям зло, а добра от меня никто не видел: некому меня будет и словом добрым вспомнить.

– Неправда… Помнишь ли ты девушку, которая когда-то попала тебе в плен? Ты ей жизнь и волю сохранил и зла не сделал…

– Я любил её… Но как ты можешь знать об этом? Или ты знакома с нею?

– Я знала ту девушку…

– Что с нею стало? Ответь мне, молю! Жива ли она?

– Жива. И тебя помнит, и чтит себя твоею должницей… Долг платежом красен, – женщина извлекла из своей котомки небольшой образок на цепочке серебряной и, подойдя к разбойнику, надела его ему на шею. – Носи его до самого конца и молись. Может, пощадят и тебя, как однажды пощадил ты, – сказав так, она ушла.