Удовольствие есть наказание

Но мне, вроде, приятно. Лампы тут тёплые, но не горячие – можно руки греть. Честно, сам нигде таких ламп не видел и не думаю, что увижу. Может, украсть? Ладно, шучу, не бойся. Я с этим завязал. Слишком тут атмосфера, так сказать, умиротворённая. Люди добрые, не брыкающиеся, не ругающиеся. Будто рай на земле! И кормят тут хорошо! Каждый день набиваю пузо едой до отвала, а потом бегаю, чтобы жир растрясти. Располнел я тут, признаюсь. Но думаю, что несколько дней тренировок – и всё будет классно. Мне, знаешь ли, никогда не приходило в голову, что моё имя созвучно со словом "класс"! Видимо, я слишком классный для этого. Таковы мои суть и натура. Опять же предупреждаю, чтоб моей речи не боялась. Я скажу тебе позже, откуда всё‑таки понабрался таких умных словечек. Правда, я пишу к тебе с одной целью. У меня в больнице появились друзья. Правда, очень хорошие люди. Я им много про тебя рассказывал, и они хотели бы написать тебе тоже. Можешь не отвечать – не обидятся. Я уже говорил, что они добрые. Но они слишком добрые даже для того, чтобы просто улыбнуться неверно или обидеться на что‑то. Среди них две девчонки и два парня. Вместе эта бригада помогла мне оправиться после травмы. Понимаю, почему ты не приходила – было больно. Но теперь, я думаю, всё станет даже лучше, чем когда‑либо вообще было. Перед тем, как ты ответишь на моё письмо и получишь их записки(А я не сомневаюсь, что ты получишь, потому что я оставил им твой адрес. Нас всё равно отсюда не выпускают), я хотел бы тебя с ними познакомить. Это – девочка Тася, другая девочка Лина и два друга, которые подружились и со мной – Кирелов и Гелов. Сейчас про каждого из этих персон расскажу поподробнее, так что завари там себе чай, пока я напишу. Тася – очень милая белокурая девочка с голубыми глазами. Мне она сразу приглянулась. Но только, как человек, и не более того! У неё такие красивые голубые глаза! Она меня первая познакомила со всем персоналом. Тася помогла мне оправиться после моего "случая". Опять же не буду расписывать, ибо ты и так всё прекрасно знаешь. Фигурка у неё, знаешь ли, тоже неплоха. Даже на тебя похожа. Пишу так, потому что знаю, что не будешь ревновать. Ты же у меня самая прекрасная! Сама это прекрасно понимаешь, надеюсь. Ей разрешено ходить в джинсах, потому что она показывает пример порядочного поведения. Я раньше ходил в медицинской робе, а теперь тоже шастаю в футболке и джинсах. На ней обычно ещё белая футболка. Абсолютно белая. Мне кажется даже, что у неё их комплект. Я, конечно, не проверял, но отчего‑то мне кажется, что всё именно так. Кроссовки ещё помню. Тоже вроде белые были, этого уже припомнить я не могу. Есть там ещё Лина. С ней бы ты точно не сдружились, хотя, может, она просто не нравится мне. Всё равно она тебе напишет, так что жди. Волосы у неё тоже светлые, но с какими‑то тёмными участками. Похоже на мелирование. У неё тёмные глаза и всегда очень строгий нрав. Постоянно норовит вставить свои пять копеек и мнит себя старше всех нас, ежели не по возрасту, так по положению. Как ты понимаешь, этой порядочной тоже разрешили джинсы. Она в начале моего пребывания здесь подстрекала и хвасталась этой вещицей. Бесит иногда, проныра, но ничего – живём. Сошлись же как‑то! Сам даже удивляюсь, как это могло произойти. Нос у неё отъявленно прямой. Прямо, как она – тоже строгий, прямой. Но, самое интересное, никуда своим носом она не лезет, за что ей отдельная благодарность. В сущности думаю, что не является она плохим человеком. Просто в детстве наверняка с ней что‑то случилось, так что я не буду затрагивать эту тему. Есть ещё Кирелов. Это – тоже "кадр". Он мне посоветовал одну книгу. А когда я был незрячим, то даже читал мне её вслух. Это – "Идиот". Автор – вроде Достоевский или Толстой. Ну так вот. Он – будто Рогожин оттуда. Абсолютная копия. Тоже постоянно ходит в чёрном балахоне, в чёрных кожаных перчатках и с чёрной кепкой на голове. Кепка эта держит средней длины угольные волосы. Глаза сверх всякой меры холодны, но поговаривают, что внутри он очень раним. Я даже его тетрадку со стихами читал. Ей‑богу, новый Пушкин явился! Я тебе позже отправлю что‑то из его стихов, либо он сам пошлёт, ну да это не важно. Главное – от него тоже письма жди. Мне кажется, что он к этому делу ответственнее некоторых подойдёт. Словцо он переворошит так, что ты даже и не узнаешь, что это и за слово было. Ей‑богу, талант! Он, правда, немного странный и стеснительный, но, я думаю, он тебе понравится. Лиричная и алчная душонка – этот Кирелов. Ух, с ним не заскучаешь. У Кирелова друг ещё есть. Гелов. Пухлячок такой, но, правда, тоже очень добрый. Может нервничать много, ну да это его даже в какой‑то мере красит. Чёрная щетина и короткие точечные волосы. Вот так он и выглядит. Ему бы на свободу выйти, лишь бы свою машинку увидеть. Я уж и не знаю, какая там у него тачка, но он ей дорожит больше, чем своей жизнью. Когда я ему про тебя рассказывал, он, наверное, машину свою представлял, потому что уж слишком ты ему понравилась. А он ведь тебя и не видел ни разу! Какая‑то привязанность на расстоянии и не более того, так что не бойся. Тебя он не тронет. Я не дам. Но он, честно, такой хороший, что мне и ссориться с ним не хотелось. Когда они тебе напишут, я уверен, ты будешь вне себя от восторга. Но я честное слово говорю, веришь ли ты мне? Просто я с тобой так долго не общался, что, кажется, у меня поехала крыша. Так плохо без тебя! Мне не хватает твоего голоса, твоих глаз! Хорошо, что я не упомянул чего‑нибудь непристойного. А я ведь вполне мог так сделать. Хотелось бы дать тебе честное слово, что я – не тот дурак, коим был раньше. Нет. Теперь я лучше. Да, пускай, всё ещё до конца не пришёл в себя, но с твоей помощью мы всё переборем! Мы опять станем единым целым! Надеюсь, ты ко мне не охладела. Жаль, что не люблю зачёркивать свои мысли, какими бы глупыми они ни были. А эта мысль, действительно, была ложной и дурной. Это всё от спирта, чьим запахом веет на каждый кабинет. Я уверен в этом и оспаривать свою точку зрения не посмею. Эта достоевщина и толстовщина уже проникает и в мои письма. Я не хотел бы просто с тобой общаться, как старый Клаас! Ты меня, надеюсь, понимаешь. Но ты всегда меня понимала. Этого у тебя не сможет никто отнять. Честно, повторюсь, мне без тебя так скучно и тошно, что я уж готов вешаться. Но всё дело в ожидании. Из окон больницы мне видны лишь запустелые улочки и ворота. Иногда, бывает, голубь присядет на окошко, вот и посмотришь ему в глаза. Больше развлечений я не видел. Воронята иногда пролетают и что‑то пытаются на своём родном прокаркать, но я их, естественно, не понимаю. Будто они мне хотят о чём‑то важном донести, а я их упорно не понимаю! А они ведь летают! Они свободны! Порхают там и насмехаются над всеми нами! У птичек этих перья такие красивые, что я бы одно из них даже бы забрал и вместо закладки в книжку вложил бы. Да что же я? Неужто помутнение рассудка? Нет! Я абсолютно спокоен! И держу я себя в тонусе да в полнейшей гармонии. Ох, голова, правда, болит, ну да это – ничего. Съем таблетку, и станет гораздо лучше.