Уэверли, или шестьдесят лет назад

Мнение Эдуарда было совершенно иным. Он не мог не заметить, что в тех городах, где они провозглашали королем Иакова Третьего, не было никого, кто бы воскликнул: «Да благословит его господь!» Толпа смотрела и слушала тупо и безучастно, в ней не было заметно даже той шутливости, которая заставляет людей кричать по всякому поводу, лишь бы поупражнять свои голосовые связки. Якобитам вбивали в головы, что в северо-западных графствах есть множество богатых сквайров и бравых фермеров, преданных делу Белой Розы. Но богатых помещиков они почти не видели. Кто бежал из своих поместий, кто прикинулся больным, кто сдался правительству в качестве «подозрительного». Из тех, кто остался, неосведомленные смотрели с изумлением, смешанным с ужасом и отвращением, на первобытный вид, непонятный язык и диковинный наряд шотландских кланов, а болте осмотрительным их малочисленность, видимое отсутствие дисциплины и скудное вооружение казались верными признаками бесславного конца их безумного предприятия. Таким образом, те немногие, кто присоединился к ним, были или фанатики, не представлявшие себе из-за религиозного или политического ослепления возможных последствий этой авантюры, или разорившиеся вконец люди, готовые поставить на карту все, лишь бы поправить свои дела.

Когда барона Брэдуордина как-то спросили, что он думает об этих новобранцах, он сперва долго нюхал табак, а потом сухо ответил, что он не может быть о них самого лучшего мнения, поскольку они в точности напоминают сторонников доброго царя Давида, примкнувших к нему в пещере Адолламской, сиречь всех притесненных, всех должников и всех недовольных, что Вульгата note 423передает выражением «огорченные душою», и, без сомнения, они окажутся большими мастерами драться, а это придется очень кстати, так как он видел много косых взглядов, брошенных на якобитов.

Но ни одно из этих соображений не тревожило Фергюса. Он любовался плодородием страны и живописным расположением многих поместий, мимо которых они проходили.

– Что, Эдуард, Уэверли-Онор похож на эту усадьбу?

– Он в полтора раза больше.

– А парк твоего дяди так же хорош, как этот?

– Он в три раза больше и скорее похож на лес, чем на обыкновенный парк.

– Флора будет счастливой женщиной.

– Я надеюсь, что и без Уэверли-Онора мисс Мак-Ивор будет иметь достаточно оснований для счастья.

– И я на это надеюсь; но если она станет хозяйкой такого поместья, это значительно увеличит общий итог ее благополучия.

– Но даже если этого и не случится, я уверен, что мисс Мак-Ивор с лихвой вознаградит себя иным образом.

– Что? – воскликнул Фергюс, внезапно останавливаясь лицом к Эдуарду. – Как прикажете это понимать, мистер Уэверли? Я, видимо, ослышался?

– Нисколько, Фергюс.

– Вы, может быть, хотите сказать, что раздумали породниться со мной и получить руку моей сестры?

– Ваша сестра отказала мне, – сказал Уэверли, – и не только прямо, но и с помощью всех средств, которыми женщины имеют обыкновение отваживать нежелательных поклонников.

– Что-то я не слыхивал, – ответил предводитель, – чтобы девушка отказывала человеку, одобренному ее законным опекуном, или чтобы этот человек брал свое предложение назад до объяснения опекуна с девушкой. Не думали же вы в самом деле, что моя сестра свалится вам в рот, как спелая слива, как только вам заблагорассудится его открыть?

– Если говорить о правах девушки отвергать искателя ее руки, полковник, – отвечал Эдуард, – то это вопрос, который вы должны выяснить с ней, а не со мной, так как я не знаком с гайлэндскими обычаями по этой части. Но относительно моего права принять ее отказ, не обращаясь к вам за посредничеством, скажу вам откровенно, не собираясь нисколько умалять общепризнанных талантов и красоты мисс Мак-Ивор, что я не взял бы в жены ангела с целой империей в приданое, если бы ее согласие было исторгнуто назойливостью друзей или опекунов, а не было бы дано по собственной ее воле.

– Ангела с целой империей в приданое, – промолвил Фергюс с горькои иронией, – вряд ли будут понуждать выйти за хххширского сквайра. Но, сэр, – прибавил он, меняя тон, – если за Флорой нет империи в приданое, то она ведь не чья-нибудь, а моя сестра, и этого, я думаю, достаточно, чтобы оградить ее от отношения, хоть сколько-нибудь смахивающего на легкомыслие.

– Она – Флора Мак-Ивор, – сказал Уэверли твердо, – а это в моих глазах, если бы я вообще был способен к какой-нибудь женщине относиться легкомысленно, служит для нее самой надежной защитой.