Уездный город С*** (СИ)

— Что вы глупости говорите?! — возмутилась Брамс, после чего чуть смущённо добавила: — Мы ведь это знаем уже почти наверняка. Просто… — она осеклась и вновь замолкла, потом продолжила неуверенно: — Просто мне не по себе от мысли, что он где-то здесь. Может быть, идёт нам навстречу вот по этой самой улице.

— Ну бросьте, Аэлита Львовна, по этим улицам могут ходить и куда большие негодяи, — растерялся от её ответа поручик.

— Нет, это я прекрасно понимаю, дело в другом. Он же вещевик!

— И что? Вы не знали, что вещевики тоже люди, притом совершенно разные люди, и среди них попадаются злодеи?

— Я не знаю, как сказать, — пробормотала Аэлита совсем уж потерянно. — Считается ведь, что вещевики обыкновенно холоднее и равнодушней прочих людей — особенный склад ума, влияние дара. Мёртвая вода, как этот доктор сказал. А те убитые женщины… Мне кажется, это сделал очень холодный и равнодушный человек.

— И? — продолжил недоумевать Титов.

— Мне всё больше кажется, что мы с ним похожи, и очень хочется наконец посмотреть на него и понять, что это не совсем так… Вы чего? — растерялась Брамс, потому что на этих словах поручик запнулся и замер статуей, так что девушка, по инерции сделав ещё пару шагов, но не выпустив руки мужчины, оказалась перед ним лицом к лицу.

— Откуда вы взяли эту чушь?! — возмутился Натан после пары секунд молчания, в которые он боролся с первой реакцией — желанием грязно выругаться и, схватив вещевичку за плечи, хорошенько её встряхнуть.

— Ну… Как же… — совершенно смешалась Брамс, не желая признаваться, что до подобного вывода дошла сама.

Она вообще была крайне самостоятельной особой и, отчасти сознавая собственные проблемы в общении и отношениях с окружающим миром, пыталась восполнить пробелы так, как умела: логическим путём. До настоящего момента система казалась вполне стройной и действенной. Но, судя по реакции поручика, именно что казалась..

— Впрочем, неважно. В любом случае, немедленно выкиньте это из головы, — проворчал Титов, справляясь с эмоциями и увлекая девушку дальше по улице. — Наличие или отсутствие таланта никак не сказывается на умении чувствовать и сопереживать. Если следовать вашей логике, все живники должны быть исключительно эмоциональными и впечатлительными существами, однако и среди них хватает злодеев и убийц. Вы в курсе, что исторически большинство палачей были именно живниками, что пытки и иные грубые методы дознания — исключительно наша епархия? — горячо возмутился он. — И уж тем более полная ересь, что лично вы какая-то равнодушная или холодная!

— Но вы же меня совсем не знаете, — неуверенно возразила она.

— Я знаю вас несколько дней и видел достаточно для того, чтобы делать выводы. Пообещайте выбросить эту глупую теорию из головы!

— Я подумаю об этом, — упрямо возразила Брамс, и настаивать Титов не стал — понимал, что бесполезно, девушка упёрлась.

— Ну хотя бы сказки прочитайте про живую и мёртвую воду, — устало попросил Натан. — Мёртвая вода не только убивает, а живая — не только воскрешает.

— Если будет возможность, — опять увильнула от прямого обещания Аэлита. — Давайте возьмём извозчика? Мне кажется, пора заниматься делом.

— Извольте, — с тяжёлым вздохом кивнул поручик, удивляясь, почему высказывание девушки так его рассердило и так захотелось вдруг переубедить её. Вроде бы каждый человек имеет право на собственные заблуждения, так с чего его столь сильно задели именно эти слова?

Недолгий путь до Федорки прошёл в молчании. У Титова мысли произвольно прыгали с поисков убийцы к сидящей рядом девушке и обратно, не поддаваясь попыткам сыскаря призвать их к порядку и сосредоточиться на единственном вопросе.

А Брамс напряжённо обдумывала слова поручика и всё яснее понимала, что он прав, что всё, сказанное ею — полная чушь. И стало девушке в этот момент ужасно стыдно. Правда, к счастью, извиняться она не стала: бог знает, какую бы реакцию в поручике вызвали новые измышления девушки, но точно не одобрение.

Стыдно ей стало не за высказанную мысль, собственная предполагаемая холодность и эмоциональная ущербность Брамс совершенно не беспокоили — ну есть и есть, и бог бы с ней. Да и сам подобный подход, измерение чувств холодным разумом, не показался Аэлите нелепым. Устыдилась она того, что поступила недостойно нормального учёного, выстраивая свою теорию на непроверенных допущениях. Не имея не только глубоких, но вообще хоть сколь-нибудь внятных познаний в психологии, она взяла за основу некоторые весьма спорные утверждения, крепко запавшие в душу, вроде вот этого отличия вещевиков от всех прочих людей. Мягко говоря, глупый и непрофессиональный подход, причём на это ей указал человек от науки весьма далёкий — вдвойне стыдно!

Правда, к самому поручику Аэлита стала теперь относиться еще лучше: и уважение окрепло (всё же он сумел указать ей на серьёзную ошибку, а ошибки свои вещевичка признавать умела), и прибавилась благодарность за то, что нашёл нужным высказаться.