Уезжают навсегда

С наших пустых квартир, где нет места детям или котам,

с нашего одиночества в предутренний час.

Осень говорит о нежности, которая остается нам,

когда становится потерянно и холодно по утрам,

чужими перчатками на ледяных руках,

ложащейся компрессом на горячечные виски,

нежности, которая приходит вместо ненависти и тоски,

нежности, которая побеждает страх.

Ничего у меня нет, кроме нежности, руки мои пусты,

и течет бесконечный свет посреди темноты,

и на плечи ложится чужой бушлат,

и ложатся на землю истончившиеся листы,

и сияет любовь, прогоняя ад.

Есть сказания о любви, в них мосты и реки,

теплый дом, зажженный очаг, сплетенные руки,

запах хлеба и сыра, свет сквозь прикрытые веки,

и смешные, и нежные письма в разлуке.

Есть сказанья о вечной любви, в них вода живая и неживая,

темнота карельских озер и ночной дороги,

и изгрызенные железные караваи,

и железной обувью истертые ноги,

и далекое солнце, запредельное небесное счастье,

и растущий голос внеземного хорала.

Я иду по камням со свечой, и она никогда не гаснет.

Я не выбирала вечной любви, это она меня выбирала.

здравствуй, хороший мой,

так давно мы не были рядом,

я иду по желтым путям октября, там

ветер пахнет дымом сожженных полей,

и луна становится все круглей,

и качаются призраки ковылей,

я иду по скрестьям тропинок и автотрасс,

золотые ветра октября проходят сквозь нас.

мой хороший,

что-то светлое держит нас вместе,

миллионом дорог земных и небесных

оплетает нас, summer children, летних детей,

что-то оплетает нас миллионом путей,

что-то поет между нами, чище все и светлей.

и мы так долго не были вместе, и долго

еще не будем, и впереди у нас столько

горьких и долгих дорог и октябрьского дыма.

но все же мы не могли не случиться на свете,

поскольку мы были любящи и любимы,

поскольку мы будем любящи и любимы,

поскольку я не могла бы тебя не встретить,

как человек избежать не умеет гроба,

как не могла бы впервые не закричать,

когда выходила из материнской утробы

и мир свою на мне ставил печать.

наконец-то нашли друг друга,

исходив семь железных сапог,

изгрызя семь железных караваев,

износив семь железных сердец,

никого не любивших.

я научилась не обижаться по пустякам

и готовить твои любимые блинчики,

ты научился не отвергать заботу.

наконец-то

ходим, взявшись за руки,

по темным паркам, целуемся на ходу,

совместно воспитываем кота,

и каждый день я пытаюсь тебе рассказать,

как люблю тебя, и каждый день

мне не хватает для этого слов,

но это неважно, поскольку у настоящей любви

никогда не бывает конца.

бесконечные дороги у нас впереди, бесконечные реки,

бесконечные разговоры.

в принципе, после смерти

в наших отношениях

ничего особенно не изменилось.

У каждого из нас внутри существует

детская площадка, заброшенная детская площадка

посреди осени, и ветер гонит листву сухую,

и качели стоят с наклоном и как-то шатко.

Детская площадка. Иногда мы приходим туда выпить пива,

поговорить с особенно близким,

но чаще идут года и идут года,

а мы боимся туда зайти, и дело не в риске,

а в возможности встречи с самим собой. Площадка ветшает,

карусель с лошадками в ней навсегда ржавеет,

и она остается рыжая, просторная и большая,

но уже для игр непригодная; суховеи

постепенно выдувают из нее эту детскую душу,

выдувают из нее все игры и все придумки,

и песок на ней все грязнее и как-то суше,

и уже не прийти поиграть, только выпить по рюмке,

но однажды ты обнаруживаешь себя

висящим посреди площадки на шведской стенке,

ты не то чтобы просто висишь, ты на ней распят,

и болят запястья привязанные и коленки.

Ты распят на детской площадке из снов своих,

из своего же собственного детства,

и тебе не выйти из ее лабиринта, и

никуда из нее не деться.

У меня судьба не из лучших, я тот самый ловец во ржи,

но уже для больших, я ищу среди сотен дворов

эту самую вот площадку; тебя. Держись.

Я тебя отвяжу, иди дальше и будь здоров,

но пускай на детской площадке твоей души

не играет ветер, не носит по ней стекло,

пусть там вырастут дикие розы и камыши,

пусть на ней играют новые малыши,

пусть не смертью, а жизнью там новое проросло.

Становись безымянной, никого, ничего не жди.

Одевайся в черный и в алый, впитывай все,

принимай в себя солнце, радуги и дожди,

отвечай на письма только стихами Басе.

Никому не верь, танцуй с луной и костром,

превращайся в пламя и в льющуюся воду.

Становись ребенком и зверем, ходи по кромке,

и босыми ногами чувствуй траву и свободу.

Ничего не жди, становись бесконечным «люблю»,

растворяющемся в январском снежном покое.

Становись — бесконечное море, вечный салют,

вечный снег, летящий на лобовое.

Вот летит он, светясь, и скачет, скачет вперед

свора Дикой охоты, безумные снежные псы.

Ни один чужой человек тебя не найдет,

но старик под горой подаст тебе воду и сыр.

И течет сквозь тебя река, и вся ночь течет,

и все реки и ночи ныне собраны тут.

Становись любовью и миром. Лети вперед,

как январский снег, сияющий на свету.

Я дурак, я иду по изгибам дорог, по фрагментам миров, по колоде Таро, и открыто лицо, и кромсают меня то ветра, то дожди. Я шагаю, звеня, колокольчики вшиты под кожу мою, и из этого звона я весь состою. Не могу не звенеть, каждый шаг - это звон, и поэтому я и открыт, и смешон.