Уфимская литературная критика. Выпуск 3

Во-первых, что сразу поразило меня в Байкове? Удивительное, я бы сказал – нудистское бесстыдство. Уважаемый в регионе человек, научный работник, лауреат всевозможных «брежневских» награждений распоясался на страницах «Слова» (превратив его в «нецензурное Слово») с той же бессовестной развязанностью, с какой украшал свою грудь не всегда заслуженными советскими и постсоветскими регалиями.

Переделать красивое женское имя – Илона – в похабную фразу «и лона зев» – для этого уже нужно пройти значительный отрезок пути по моральному и духовному одичанию. Но Илона – лишь начало.

Байков выставляет своего героя (т. е. себя!) без тени осуждения распущенным и безобразным животным. С какой страстью, с каким смаком описывает Байков жрачку, водку – как опустившийся и потерявший всякие ориентиры коррумпированный жрун.

В совершенстве владея словом, тонкой словесной филигранью, матерый литрецедевист Байков – не найду иного образа – прилюдно сношает Слово, заставляя слово в своих устах выделывать извращенные и противоестественные развратные кульбиты.

По сути, с немалой ремесленной умелостью уважаемый кем-то и когда-то академик ЕврАПИ возносит гимн проституции, низменному животному началу, и это человек, за гораздо менее нескромные сцены бичевавший своих собратьев по перу символическим «жезлом железным»!

Отвратительна эта жадная амёбная приспособляемость Байкова, алчного до роскоши и комфорта, к компрадорскому миру гнусности «мейнстрима». Человек, возглашавший себя евразийцем и веховцем, сторонником и защитником традиционных ценностей, Байков с головой ныряет в попытку «прийтись ко двору» всякого рода ожиревшим олигархам. Он занимается перед нами (в его то возрасте, и с его отнюдь не бедственным положением в обществе!) нравственной проституцией, проституированием, я бы сказал, своих идеалов и своих постулатов в более чем 200 публикациях, которые у всех на слуху и на памяти.

В своем бессовестном самообнажении, этом духовном эксгибиционизме расхристанному Байкову мало унизить и оскорбить человеческое и высокое в себе, растоптать свое доброе имя. Он с упорством символиста мажет грязью, этим липким калом вопиющей пошлости все высокие понятия и стремления людей. Он втаскивает в порнографический безобразный текст и «колодец с живительной влагой», и «море», и шпиль (видимо, церковный?! С чем он его сравнивает – бумага покраснеет!) и звезды, и галактики, и самою Вселенную, и бога Пурушу, и мать-Землю.

И не надо мне говорить про порнографизм многих древних мифов, в частности о Пуруше – они идут из древности и дикости, их нужно использовать и исследовать весьма осторожно, а человек с академической степенью, известнейший литературовед мог бы как-то смягчить их безобразие с высоты XXI века.

Но – не хочет. Суть и квинтэссенция творчества Байкова – сытная и смачная, с отрыжкой, буржуазная жизнь, погрязшая в пьянстве и распутстве. Именно к этому – животному существованию – он и ведет своих читателей. Именно за это я его в интеллектуальном смысле бил и буду бить.

Вот, в сущности, и вся моя реплика оскорбленного читателя. Говорят – «разоблачение» – про затаившихся и вредящих исподтишка. Тут же мы имеем дело с обалдевшим от вседозволенности высокопоставленным функционером, подвергшим себя «саморазоблачению» нам на смех, себе на поругание.

Марат Сахибгареев «Патология таланта, или “Петтинг со стихами”»

О поэзии сейчас пишут мало. А я к тому же ещё пишу жёстко – но таков уж мой стиль, сколько бы меня за это не клевали. Поэтому, подобно Толстому, «не могу молчать», и с объективной суровостью рассмотрю некоторые аспекты творчества в целом, безусловно, талантливой поэтессы Виктории Скриган.

Поэзия Скриган завораживает и даже в каком то смысле «влюбляет» в себя, производя эдакий литературный «приворот», по коей причине наша умственно неразвитая литкритика, воплощенная чаще всего в словесном фетишизме и эквилибристике слов Э. Байкова или шизофреническом бубнении тихопомешанного А. Леонидова не замечает вполне очевидных «острых углов» творчества Скриган.

Между тем, как не обратить внимание: Скриган берет священную для нашей поэзии классицистскую архитектонику слога и вносит в неё непростительно эротическое содержание, небесталанно профанируя серебряные струны избранной лиры.

Это явление подмены «белой магии» поэзии серебряного века темным ведовством нашего времени, некоей завораживающей тёмной мистикой шабаша особенно опасно для неокрепших душ тем, что Скриган использует традиционные маски, лики слова, подобно русалке, завлекая ценителей поэзии в окультуренный рифмой мир пошловатого быта и воинствующей заурядности ситуаций.

Много души, женской души – но нет духа. Нет возвышающего пафоса стихотворной классики, а есть талант, разменянный на «петтинг со стихами», как точно диагностировала свое творчество сама же Скриган.