Уфимская литературная критика. Выпуск 5

И, наконец, Ольга Баркалёва, завершающая и раздел, и журнал отрывками из цикла «За рюмкой чая с…» (с самой собой; с Францем Кафкой; с призраком Мастера). С самой собой, пожалуй, получше получилось – во всяком случае, с «сорюмочником» ясно. А вот Кафка, говорящий «Послушайте, Вы абсолютно неправы, мой дорогой ребёнок! В каждом, Вы слышите, в каждом из людей, сидящих в этом заведении, есть что-то ненормальное. Вы можете этого не замечать, но это так!», Кафка восклицающий, Кафка доказывающий, Кафка панибратский (!) («…ещё немного, и я рассвирепею от этого панибратства и лёгкой покровительственной иронии»), Кафка – и «Вы абсолютно неправы»?!! Вы встретили кого-то другого, мой дорогой ребёнок. Да и Мастер, который «не торопится, будто знает, что мир не терпит торопливость», но «его движения немного порывисты» (немного, но так, что Вы «почти уверены, что в следующий миг он выхватит из-за пазухи нетленную рукопись»), который «столь реален», что «являет собой полутень полуулыбки мира»… Убедительней всего Ваше «Но я ошибаюсь». Пожалуй, это и эпиграфом можно поставить…

Эссеистика. Философия

Не по недосмотру об этом разделе «под занавес» (в журнале он предпоследний). Автора два. Владимир Рубцов («Мысли о религиях, о христианстве, о церкви») и Сенилга (эссе «За Алтарём»). Рубцов в предисловии предусмотрительно сообщает, что «несколько лет просто записывал приходящие в голову мысли на религиозную тему». Вероятно, их он и представил – во всей их отрывочности и, скажем так, бесхитростности. «Все религии несут в себе империалистическое начало», – пишет Владимир, и думается: хорошо, что приходящие в голову мысли были не на математическую тему (ибо 2 х 2 = 4, 2 х 3 = 6, и далее, и до бесконечности).

Эссе же Сенилги… А почему «эссе»? Это в энциклопедии есть. В основном…

«Философско-литературный журнал». Философско—?..

ИТОГИ (итого!). Ещё раз хочется обратить внимание на хорошее качество издания. Поблагодарить Леона Хамгокова, Игоря Якушко за упорство, за работу, за «литературность» (а именно: во «Вселенных, забитых кретинами-рабами» кто-то же должен выпускать журналы, координировать, редактировать проекты, вообще что-то делать, – иначе мы ни ту же «мастеровитую» – в самом хорошем смысле! – Наталию Мицкевич не прочтём, ни ту же хорошую и разную Ещину). Да, – по большей части ругаюсь. Но… вот у меня на столе пачка толстых журналов, и, кроме беспроигрышных рубрик а-ля «Наше наследие», как-то не особенно что-нибудь греет… В любом, в любом «винегретном» издании, издании со множеством авторов, с несколькими жанрами – всегда будет «да!» (или уж «ну… да») и «нет, ни в коем разе». Таково сэляви, как говорят в далёком присенном городе. Хочется побольше «да!», это понятно. Но что бы они, эти «да!», были – побольше ли, поменьше – надо, чтобы издание было.

Вот поэтому свою, отнюдь не хвалебную, рецензию (или что там у меня получилось) я завершаю благодарностью. И пожеланиями дальнейшей работы.

Соломон Воложин «Открывая “Открытую мысль”»

«…с 1975 года, что-то зациклилось. Идеи <…> Выготского быстро ушли в сферу интеллектуальной моды, а затем – в девальвированной форме слов-отмычек – были с досадой отвергнуты (в целостный смысл новых идей вдумываться стало лень); XX век вообще богат и на действительно новые идеи, и на умственную лень, погружающую многообещающие конструкции в глубокий анабиоз. Но смысл идей <…> Выготского бьется в висках современного разума».

В. С. Библер

В журнале «Открытая мысль», вып. 1, 2 (Москва, 2005) на самом деле, показалось мне, мало скрытых (невольно скрытых) мыслей. О некоторых из них, по-моему, поддавшихся моему пониманию благодаря, в первую очередь, Выготскому, я написал.

Не о-любви-не-говори-о-ней-все-сказано

Знаете, что я люблю? – Определить для себя место художественного произведения в выработанной для самого себя системе ценностей. Особенно – если я сразу чувствую, что смогу его определить, но сразу же и вижу, что с ходу не получается.

С рассказом «Что такое хорошо…» Светланы Колесниковой именно так и получилось.

Нет, не потому, что она применила прием умолчания героини своего рассказа (весь рассказ – внутренний монолог «я»-героини) о её непроходящем отчаянии по поводу безвременной смерти Миши. Мужа, видимо.

Есть так называемые инактуальные чувства… Как бы не проявляющие себя. Живет человек и как бы почти не вспоминает о своем горе. Радуется жизни. И живет себе. Но здесь не то.