Угадай кто

– Простите, что приходится разговаривать здесь. Маловато места, – сказал Шеппард.

В ванную комнату тащить ее нельзя – это было бы большой ошибкой. Она и так едва держится.

– Будет лучше всего, если вы сосредоточитесь и выслушаете меня. Забудьте про всех остальных, забудьте, где вы находитесь.

Констанция посмотрела на него и открыла рот. Он боялся, что она сейчас ляпнет опять что-нибудь несуразное. Но нет, Констанция заговорила довольно спокойно.

– Хорошо, – сказала она.

Черные распущенные волосы водопадом упали ей на лицо. Как в фильме ужасов.

– Я должен задать вам несколько вопросов. Они все касаются этого дела. Мне нужно знать все о каждом в комнате. Я не стану спрашивать о том, чего мне знать не обязательно. Понимаете?

Констанция вперила в него взгляд: один глаз ее был виден, другой скрывали волосы.

– Да, – сказала она.

– Отлично.

С чего же начать? Что делать дальше, он еще не придумал. Шеппард опустил взгляд.

– По-видимому, вы верите в Бога?

Констанция засмеялась, и он подумал, что неправильно понял ее интерес к Библии. Но нет.

– Да, мистер Шеппард. И сейчас мы пребываем в аду. Мы претерпеваем кару. Не только вы. Все мы. Все мы должны искупить свою вину.

– А какую вину должны искупить вы? – спросил Шеппард.

Констанция нахмурилась. Опустила глаза к полу. «Помягче, Шеппард, помягче».

– Ну хорошо, давайте начнем с чего-нибудь попроще. Вы помните, где были до того, как оказались здесь?

– Я была… – Констанция подумала. – Я была в гримерной, кажется.

Резкий голос. Голос, созданный для пения. И для воплощения образов.

– В своей гримерной? В театре? Я слышал, вы исполняете главную роль в пьесе?

Констанция бросила на него сердитый взгляд:

– В мюзикле. Это мюзикл. «Дождик на улице Элмор» называется. Уже три года. Не пропустила ни одного спектакля. Восемь раз в неделю.

– А сегодня утром вы что там делали?

– Была на репетиции. Исполнитель главной мужской роли заболел, и нам пришлось пробежать несколько сцен с актером второго состава. Впрочем, оба непрофессионалы.

Констанция замолчала. Наморщила нос, как собака, принюхиваясь.

– Это что, пахнет кровью? Я не хочу здесь стоять.

– Простите. Постараюсь как можно быстрее. Итак, вы были в гримерной одна?

– У меня личная гримерная, но все равно – ни один человек не бывает по-настоящему один.

– Извините, – сказал Шеппард.

– Я очень чувствительна, мистер Шеппард. Я одна из немногих, кто способен видеть заблудших на пути к следующей жизни. Я вижу людей насквозь. Я вижу их ауру.

Шеппард подавил вздох.

– Ага, – только и смог промычать он. – Понятно.

Ну да, сумасшедшая. Так и есть. Привидения и ауры.

– Ваша аура неблагополучна, мистер Шеппард. Свет в ней смешался с мраком. Скажите, как сами думаете, вы хороший человек?

– Что? – промямлил Шеппард. – Пока сам не знаю; это все, что могу сказать.

«Скажите, как вы сами думаете, вы хороший человек?»

Один из последних вопросов, заданных Саймоном Уинтером.

– Вы католичка. Богобоязненная, по-видимому. И вы верите во всю это чепуху?

«Уйди от этого вопроса. Уйди».

– Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости не снилось, – процитировала Констанция[10]. – Кроме того, я не прилагала усилий, чтобы стать тем, кем стала. Просто… так уж случилось.

– Вы видите цвет ауры человека… а можете увидеть, кто в этой комнате убийца?

Констанция улыбнулась, обнажая зубы, как хищный зверь.

– Так это не работает.

– Ну да, еще бы!

Опять выскочило, не успел поймать.

– Не верите, мистер Шеппард. Ваше право. Но это не значит, что подобное невозможно.

Так. Надо вернуться в нужную колею.

– Вы были в гримерной. И что потом?

– Готовилась. В основном просматривала роль. В ней кое-что нужно было поправить, это из-за того актера, из второго состава. Для меня моя работа, исполнение роли – как дыхание. Когда занимаешься любимым делом, ничего не замечаешь. Представления одно за другим, день за днем, месяц за месяцем, время летит незаметно. Свою роль я знаю назубок, могу прочесть все задом наперед, а тут они являются и что-то меняют. Прекрасно отдавая себе отчет, что мне придется заново переписывать все, что подсказывала интуиция. Знают – и все равно делают. И все из-за этого ублюдка и его ублюдочного страха, у него, видите ли, рак. Я не могу заучить роль за один день. Просто не могу, и все. И не буду, мистер Шеппард.

– И что же? – гнул свое Шеппард.

– Я была в ярости. Знаете, я даже пригрозила, что уйду из театра. Пять раз грозила. Но не ушла. Потому что меня и так хотят заменить кем-нибудь. Кем-нибудь помоложе. Поэтому я и осталась. Потом вернулась к себе и стала заново учить роль. Как паинька. И вдруг слышу звук. Какое-то… шипение. А потом отвратительный запах.

– Да-да. Запах.

Шеппард с трудом следил за бессвязным лепетом Констанции. Но мигом ухватился за последнее слово.

– Выходит, нас всех усыпили и доставили сюда.

Но тут возникает новый вопрос. Убийцу тоже усыпили газом? Или лишь симулировали усыпление? В любом случае он должен быть хорошим актером. А Констанция прекрасно владеет искусством перевоплощения и вполне может сыграть роль убийцы. И способна умело скрывать истинные чувства.