Угасший огонь

— Виноват, в чем? Разве вы не видите, что это политическое преследование? Они боятся, что меня изберут. Проклятые кабры! Я им еще покажу, каков старый Виторино Карнейро да Кунья. Если они хотят со мной драться — я готов. Хоть врукопашную.

Мастер Жозе Амаро молча слушал, как без умолку болтает капитан Виторино, оправившийся от потрясения.

— Я свалю Жозе Паулино. Сюда прибывает полковник Рего Баррос, он человек военный, со связями. Он будет здесь губернатором. И всех мошенников засадит в тюрьму. Дантас Баррето будет в Пернамбуко, Франко Робело — в Сеара. Луле де Оланда следовало бы возглавить партию здесь, в Пиларе. Отец его был руководителем в Пернамбуко — он, кажется, участвовал в восстании сорок восьмого года. Вот почему мне так нравятся люди из сертана. У моего отца была земля в Карири и тридцать человек под ружьем. Там дело решалось пулями, кум. Это мне больше по нраву.

Темнело. Со стороны реки доносился отчаянный лай. Потом раздался сухой выстрел.

— Это Маноэл де Урсула охотится за преа[13], — сказал капитан Виторино. — Он тоже из тех каналий, что относятся ко мне без всякого почтения. Я уверен, кум, быть беде в этой долине. Кое-кому я кишки повыпущу. Ну ладно, мне пора. — И он крикнул жене шорника: — Кума, до свидания!

— С богом, кум.

— Так как же, могу я рассчитывать на ваш голос?

Жозе Амаро медлил с ответом.

— Могу рассчитывать?

— До выборов, кум, еще далеко.

Виторино взгромоздился на свою жалкую клячу и сунул ноги в стремена. На прощанье он сказал:

— Если что понадобится, я к вашим услугам.

И двинулся в путь на своей дряхлой лошаденке. Тень его росла при свете заходящего солнца, и в косых лучах он казался гигантом. Вдруг кобыла испуганно шарахнулась в сторону, будто на что-то наткнулась. Капитан пришпорил ее и скрылся за густой зарослью кустарника. Еще раз мастер Жозе Амаро увидел его на повороте дороги. Он ехал, жестикулируя, размахивая хлыстом, словно поражая им врагов. Издали донесся крик — какой-то мальчишка дразнил старика писклявым голосом:

— Кусай Хвост, Кусай Хвост!

Собачий лай заглушил хриплый возглас капитана:

— Вот я тебе дам, сукин сын!

Эхо принесло эти слова с другой стороны. Жозе Амаро собрал рабочие инструменты и отнес их в дом. Он видел, как прошла дочь, неся на голове кувшин с водой, как жена загоняла кур на насест. Ангольская курица неистово кудахтала во дворе. Но голос старой Синьи заглушал все звуки:

— Цып, цып, цып!

Мастер Амаро направился к обочине дороги. Совсем низко стаями летела саранча; отяжелев, она падала на землю и уже не в силах была подняться. Мимо мастера прошел негр Маноэл де Урсула с ружьем через плечо и с двумя собаками на длинном поводке.

— Добрый вечер, мастер. Вышли прогуляться по вечерней прохладе?

— Смотрю, какая будет погода.

— Там на дороге мальчишки свалили старого Виторино. Они протянули веревку, и лошадь споткнулась; старик упал на землю. Вот проклятые! Я помог сеу Виторино сесть на лошадь. Он клянет всех на чем свет стоит. Говорит, что поругался с маляром Лаурентино и избил его. У этого сеу Виторино, видно, не все дома.

На ягдташе у негра выступила кровь убитой добычи. Мастер Жозе Амаро молчал.

— Хотите я дам вам одну преа, — толстенькая, совсем что твоя курица.

Он вытащил грызуна и положил на траву.

— Тяжелая пища! Для тех, у кого язва, — просто яд.

Мастер Жозе Амаро поблагодарил. Негр, сопровождаемый собаками, ушел, что-то бормоча себе под нос. Стемнело. В доме все затихло. Успокоились на насесте куры.

— Девочка, отнеси-ка это в дом.

Пятна крови остались на траве. При виде их шорника замутило. Он засыпал пятна мокрой землей. Синья загнала на ночь домашнюю скотину и птицу. В хлеву, похрюкивая, рыли землю свиньи. Козел улегся под навесом. От пятен крови мастеру стало нехорошо. Но он не решился выбросить убитого зверька. Завтра Синья приготовит из него жаркое, и он забудет об этой крови. Тускло светила керосиновая лампа. От сырой кожи, только что полученной из Итабайаны, распространился особенно сильный запах. Мастеру захотелось поговорить по душам с женой и дочерью, хоть как-то поладить с Мартой. У него редко появлялось такое желание. Он был колюч, не хуже кактуса.

По дороге проехал кабриолет полковника Лулы. Огоньки фонарей и звон колокольчиков рассеяли тишину вечера.

— Дона Амелия едет на майское богослужение, — сказала жена.

— Это они любят, — ответил шорник.

Издали, будто с другого края света, все еще доносился звон колокольчиков.

— Вот поэтому-то они и прогорают.

— Замолчи, безбожник.

— Я не верю тем, кто валяется в ногах у падре.

Они помолчали.

— Бедняга кум Виторино, вот не повезло куме Адриане. Ты не представляешь себе, Зека, как она страдает.

— Видно, ей это на роду написано. От судьбы не уйдешь.

Приятный вечерний ветерок проникал в дом шорника, заполняя его благоуханием цветущей кажазейры и жасмина, который раскрывался навстречу появившейся на небе луне.

— Сегодня полнолуние?

— Да. Ты заметила, как выглядит бедняга Виторино?