Угасший огонь

— Грязный негр! Опять он придет сюда и будет болтать. Нет, хватит шуток. Виторино Карнейро да Кунья переходит на хлыст.

Мастер Жозе Амаро слушал молча, смысл слов едва доходил до него. Виторино вспотел в своем плотном кашемировом фраке.

— У меня есть собственное мнение, кум. Жука из Санта-Розы спросил меня: «Кузен Виторино, почему вы в оппозиции?» — «Почему? Что за вопрос? Зря вы протирали штаны на скамьях Академии, раз задаете мне такие же глупые вопросы, как Маноэл Феррейра. Я буду голосовать на выборах за полковника, чтобы покончить с прогнившими правительствами». На это доктор Жука рассмеялся. Жаль, что не спрашивает об этом Жозе Паулино, я бы знал, что ему ответить. Брат Лоуренсо попал в тюрьму и стал кроток, как ягненок. Что толку, что он судья апелляционного трибунала? Он не тянет даже на инспектора квартала. Вот Дантас молодец, он губернатор. Мне бы только увидеть, как полковник начнет подрезать здесь крылья богатеям. И ему следует этим заняться, хотя бы здесь и пролилась кровь.

Виторино говорил с такой яростью, будто спорил с упрямым противником.

— Я голосую за полковника, чтобы проучить эту шайку. Чтобы засадить Кинку Наполеона в тюрьму, а Жозе Паулино заставить платить налоги.

На дороге заскрипели колеса повозок, запряженных быками; эти звуки напоминали приглушенные рыдания. Шорник вернулся к прерванной работе, а его кум по-прежнему продолжал разглагольствовать. Казалось, Виторино не замечал жары. Он говорил воодушевленно, размахивая руками.

— Они делают все, чтобы заставить меня свернуть со своего пути.

Мастер по-прежнему молчал — его раздражал этот разговор. Капитан Виторино продолжал свои разглагольствования:

— Они идут на все, чтобы сломить меня. Послушайте, кум, я отлично понимаю, что они с вами проделывают. Вы имеете право голоса, у вас свой дом, и вы не болтаете с кем попало. Вот они и выдумали эту историю с оборотнем.

— Кум Виторино, не будем говорить об этом.

— Боитесь, кум Жозе Амаро?

— Я не боюсь, чего мне бояться. Просто я не хочу больше слышать эту чепуху.

Виторино на мгновение замолчал. Кобыла била копытом. Из дома доносился громкий голос старой Синьи.

— Кума сегодня не в духе. Женщины все одинаковы. Я тоже оставил свою жену дома в плохом настроении.

Мастер Жозе Амаро сделал вид, что ничего не слышит. Виторино, сидевший на табуретке, так ничего от него и не добился. Лицо мастера было непроницаемым, он смотрел на кожу, которую обрабатывал, не поднимая глаз на капитана. Прошло несколько минут. Но Виторино не сдавался:

— Кум, я сказал вам это потому, что вы мне друг. Но если я вас чем-то обидел, считайте, что нашего разговора не было.

— Я не обиделся. Мне известно, что про меня распускает всякие слухи эта сволочь Лаурентино.

Виторино наконец добился своего. Шорник заговорил:

— Однако эти кабры глубоко ошибаются. Такого человека, как я, не запугаешь. У меня в жизни ничего не осталось, я стою одной ногой в могиле, но лучше пусть меня не трогают.

Лицо Виторино просияло.

— Вот именно, кум Жозе Амаро, вот именно. Я как раз об этом и говорю. Первый кабра, который полезет ко мне, получит по заслугам. Я разделаюсь с ним ножом. Заколю гада.

Мастер почувствовал себя неловко и снова замолчал. Возле дома заскрипели повозки из Санта-Розы — десять повозок Жозе Паулино, груженных сахаром, везли богатство полковника на станцию. Возчик Мигел почтительно снял соломенную шляпу, приветствуя мастера и капитана Виторино. Мальчишка, восседавший верхом на мешках, крикнул:

— Кусай Хвост! Кусай Хвост!

Виторино вскочил и, схватив прут, рванулся к мальчишке. Полы его фрака разлетались на бегу. Мигел успел предупредить мальчика. Старик подбежал к возчику и сказал резким тоном:

— Положите этому конец, иначе я сверну негодяю шею.

Возчик, улыбаясь широкой, доброй улыбкой, успокоил капитана Виторино:

— Сеу Виторино…

— Потрудитесь называть меня капитан Виторино.

— Капитан — простите меня. Когда я прибуду в энженьо, я пожалуюсь полковнику.

— Пожалуетесь или нет, не имеет значения. Это дело рук Жуки, подлость этого нахала. Он каждый день подсылает мальчишек оскорблять меня.

Остальные возчики громко хохотали.

— Первому щенку, который посмеет хулиганить, я надеру уши.

Виторино размахивал кнутом, как рапирой. Возчик распростился, и повозки опять заскрипели. Над дорогой поднялась густая пыль. Пот катился по полному лицу капитана. Скрип колес заглушал его гневный голос:

— Негодяи! Дождутся, что убью одного из этих подлецов.

Шорник увидел задыхавшегося кума, и ему стало его жаль. И хотя его раздражала заносчивая болтовня друга, он вдруг понял, что тот тоже страдает, как и он.

— Да, это верно, кум, порядочный человек не может жить в этом краю.

Оба замолчали. На дороге из Пилара неожиданно появился Торкуато. Его вел новый поводырь, длинноволосый желтолицый мальчик с запавшими от голода глазами.

— Добрый день людям добрым! Кто это там с мастером Жозе Амаро?

— Это я, Торкуато.

— А, капитан Виторино Карнейро да Кунья. Да будет долгой ваша жизнь, сеньор капитан. Уже давно я не имел чести говорить с моим белым господином.