Угль, пылающий огнем

Ночь последняя, ночь Приэльбрусья
И дождлива была, и черна.
И брезентовой курткой Маруся
Незнакомца накрыла вчера.
Он не дышит, промокший до нитки.
Шорох крыл. Кто же их распростер? В
се предсказано: лучик карбидки,
С гор спускающийся транспортер,
Даже вечность в потоке, рожденном
Выше самых заоблачных скал…
Незнакомец тот звался Семеном.
Он, Маруся, Одессу искал.
И нашел. Больше нету загадки.
Ты печаль у Эльбруса развей.
Он исправить успел опечатки
В этой книге рукою своей.

…Даря мне «Семь десятилетий», Липкин написал на титульной странице: «Владимиру Мощенко — его душе». Так бы никто не написал.

Павел Нерлер ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ

1

Семен Израилевич Липкин родился 19 сентября 1911 г. в Одессе, в семье портного-меньшевика. Мать политикой не интересовалась, а вот музыкальной судьбой Семочки очень. Знаменитый Столярский, вырастивший из липкинского одноклассника Ойстраха мировую звезду, говорил ей: «У Вашего Семы замечательно музыкальные руки, а вот слуха нет».

А вот поэтический слух у него прорезался, хотя и не сразу. Тут роль Столярского выполнял другой одессит — Эдуард Багрицкий. Когда к нему в газетную редакцию пришел 14-летний мальчик из литературного кружка Художественной профшколы, он выслушал его и сказал: «В вашей тетрадке что-то шелестит, есть слух». Со словами «В газете печатаются только плохие стихи», он напечатал стихотворение «Весна» — самое неинтересное и пустое из всего, что принес мальчик.

В августе 1929 г. приехал в Москву, поселился в Кунцево (неподалеку от Багрицкого) и поступил на химфак Инженерно-экономического института им. Орджоникидзе. Познакомился с Бабелем, Нарбутом, Кузминым, Мандельштамом, Зенкевичем, начал печататься в «толстых» журналах — «Новый мир», «Октябрь», «Молодая гвардия», в альманахе «Земля и фабрика».

Однако коллективизация от идеологии не способствовала процветанию единоличников пера, пускай и не кулаков, и Липкину пришлось записаться в «колхоз» переводчиков[6]. Его «делянками» были народный эпос и классическая поэзия Востока. При этом, в отличие от другого колхозника — Тарковского, страдавшего мигренью от самого этого занятия, Липкин давал себя труд углубляться в историческую ткань и через знание истории — научился любить своих «подопечных». В закрома родины он перевел калмыцкий эпос «Джангар» и киргизский «Манас» (их он особенно любил и ценил), бурятский «Гэсэр», татарский «Едигей», кабардинские (адыгские), абхазские и балкарские «Нарты», большую часть индийской «Махабхараты», поэмы Калидасы, Фирдоуси, Джами, Навои, лирику Рудаки, Хайяма, Хафиза, Кабира, Рабиндраната Тагора, Тукая, Дердмэнда.

Работа Липкина-переводчика была высоко оценена — он был удостоен званий народного поэта Калмыкии, героя Калмыкии, заслуженного деятеля искусств Кабардино-Балкарии и Бурятии, литературных премий Таджикистана, Калмыкии и Татарстана. Но как только он стал «отщепенцем», его не только отлучили от переводческой делянки, но и перезаказали его переводы другим.

2

На войне Липкин — с самых первых дней. Кронштадт, Ленинград, Дон[7]. Попали в окружение. Группку в 8-10 человек выводил Липкин: выбирались, проходя по станицам. Плен миновал поэта, но смертный еврейский страх — нет: «Было страшно, мне особенно. Я сделал себе удостоверение с армянской фамилией Шахдинарьянц. Это был мой школьный учитель химии, с такой фамилией. Вошли в станицу, зашли в хату… Хозяин хаты говорит мне: „Сдается мэни, шо вы з жидив“. — „Нет, я армянин“. — „Вот прийде жинка, вона скажэ“. Пришла хозяйка. И пока она смотрела на меня, двумя руками приподнимая свои груди, у меня внутри все дрожало. И она сказала: „Вирменин!“»

3

В своей автобиографии он записал: «В 1967 году, когда мне исполнилось 56 лет, была издана первая книга моих стихов „Очевидец“, сочувственно встреченная критикой. Этот год для меня знаменателен и тем, что я встретил поэта Инну Лиснянскую, которая стала моей женой». В 1975 г. — в сильно искореженном виде — была издана вторая книга его стихов «Вечный день».