Угли войны

В меня встроили готовность к потерям в команде, способность адаптироваться к перемене состава. Формирование привязанностей не было задано во мне изначально, оно постепенно развилось со временем. Непредвиденный побочный эффект базовых элементов.

Сейчас я человек во всех смыслах, какие стоят внимания.

Я волк.

Я четырнадцатилетняя девочка в обличье ракеты.

14. Нод

Чинил машины, потом спал.

Люди говорили.

Я слушал и чинил.

Потом спал.

Снилось гнездо высоко в ветвях Мирового Древа, сложное сплетение волокон под корой, у каждого своя функция, каждое восприимчиво к самым деликатным манипуляциям.

Снилось обслуживание Мирового Древа. Знал, что для Древа мой народ – руки. Использует нас для поддержания здоровья, для поддержания функций. Радовался сложной задаче. Радовался ласке фотонов, миллионы лет свободных от родного солнца. Чувствовал их падение, как дождь на листве родного древа.

Снился Пелапатарн. Вспоминал агонию умирающего мира, слышную сквозь стены корабля. Чувствовал его боль. Оплакивал его деревья, так похожие на Мировое Древо. Оплакивал утрату древесных духов и миллионолетних ростков. Оплакивал людей и их глупость.

Потом снился звездный корабль.

Тревожная Собака.

Провода и трубы в ее стенах. Бурчание искусственного желудка, ток искусственной крови. Ее системы, как волокна под корой, танцуют под моими пальцами.

Чинил корабль, потом спал в гнезде.

Гул механизмов, как гул и шелест тонких ветвей и листьев. Картон и пузырчатая упаковочная пленка уютные, как листья и мох.

Делал работу, потом спал, почти довольный.

Через сотни, через тысячи лет джунгли вырастут снова. Вернутся древесные духи. Все может стать как было.

Ничто не остается неисправным надолго.

Все можно исправить.

Кроме людей.

15. Сал Констанц

Под утро Престон снова постучал в мою дверь. Я, вопреки гласу рассудка, открыла. Он выглядел взъерошенным и сердитым.

– Капитан, простите, что я так опозорился.

Я придерживалась за дверную раму: приглашать его за порог не хотелось и слушать, как он оправдывается, не было сил.

– Так, уже поздно…

Престон потеребил ворот оранжевого комбинезона.

– Я совсем не хотел работать в Доме Возврата, – признался он. – Наверное, так всегда бывает, когда ты позор семьи и в Академии что ни ночь плачешь во сне и мочишь постель.

Сжав кулаки, он отвернулся, уставившись в пустынный коридор.

– Мой отец – генерал флота Конгломерата, – тихо сказал он. – Сражался на войне Архипелаго…

Я покусала губу. Я-то воевала в группировке внешников. Конгломерат нас презирал за равнодушие к традициям Старой Земли. В нашей открытости воззрениям других рас, новой философии, новым видам искусства и новым богам они видели безрассудство и наивность. Мы сторонники всеобщего здравоохранения, общественной собственности на ресурсы и инфраструктуру, а они поклоняются свободному рынку, накоплению богатств в частных руках и власти ради власти.

Война была столь же беспощадна, как и бессмысленна, обе стороны натворили зверств, а кончилось ничем.

– Вот как? – самым нейтральным тоном отозвалась я.

Теоретически мы больше не были врагами. Все это осталось в прошлом, у входных ворот перед моим первым судном Возврата. Мы с Клэй – обе из Внешних, а «Злая Собака» была крейсером Конгломерата. Все мы – отверженные и изгнанники. Как все работники Дома Возврата, мы отреклись от родины и нации и остаток дней проживем без истории и без государства, плечом к плечу с прежними противниками выполняя свой долг.

– Отец, когда понял, что я лишился уважения наших кадетов, что меня гоняют и высмеивают, забрал из Академии и записал в Дом Возврата.

– А твой рейс на «Счастливом страннике»?

– Не было, – смущенно признался Престон. – Отец подделал записи.

– Так у тебя никакого опыта?

– Только обучение в Академии.

– И долго ты проучился?

Он уткнулся взглядом в палубу:

– Полгода.

Мне невыносимо захотелось упасть в койку и зарыться лицом в подушку.

– Иди спать, Престон.

– Но…

Я затворила дверь перед его круглыми глазами и раскрытым ртом.

Я дождалась, пока хлопнет дверь его каюты. Потом, прихватив бутылку джина, выскользнула в коридор и отправилась в главный корпус корабля, в ангар у кормы.

Пока наш корабль был военным, в этом ангаре стояли две дюжины одноместных истребителей – маленьких вертких корабликов для атаки на вражеские суда и наземные цели, для перехвата и уничтожения наступающих войск. Теперь во всем огромном пространстве осталась пара стареньких челноков с тепловыми щитами, обожженными атмосферой десятков планет. Блеклая черно-белая обшивка и острые крылья придавали им сходство с пожилыми косатками. Мы их гоняли на планеты с оборудованием и персоналом, избавляя тяжеловесную «Злую Собаку» от трудных посадок на грунт.