Углич. Роман-хроника (СИ)

Брат и сестрица заплакали, а Дмитрий Иванович продолжал:

- Но Бог вас не оставит. Отныне жить будете в моих хоромах. Стану вам и за отца, и за мать. Слюбно ли, чада?

- Слюбно, дядюшка, - шмыгнул носом Бориска.

Старая мамка подвела обоих к Годунову.

- Кланяйтесь кормильцу и благодетелю нашему Дмитрию Иванычу. Во всем ему повинуйтесь и чтите, как Бога.

Борис и Ириньица поклонились в ноги.

Хоромы дяди были куда меньше отцовых: две избы на подклетах да две белые горницы со светелкой, связанных переходами и сенями; зато и на дворе, и в сенях, и в покоях всегда было тихо и благочинно.

Дмитрий, в отличие от Федора, не любил суеты и шума; не по нраву ему были ни кулачные бои, ни медвежьи травли, ни скоморошьи потехи. Жил неприметно и скромно, сторонясь костромских бояр и приказных дьяков.

С первых же дней Дмитрий Иванович привел Бориску в свою книжницу.

- Батюшка твой до грамоты был не горазд. Тебя ж, Борис, хочу разумником видеть. В грамоте сила великая. Постигнешь - и мир в твоих очах будет иной. Желаешь ли стать книгочеем?

- Желаю, дядюшка, - поклонился Бориска.

И потекли его дни в неустанном учении. Поначалу Дмитрий Иванович усадил за букварь с титлами да заповедями.

- Тут начало начал, здесь всякая премудрость зачинается. Вот то - аз, а подле - буки. Вникай, Борис. Вникнешь - из буковиц слова станешь складывать…

Не было дня, чтоб Дмитрий Иванович не позанимался с племянником. Борис был прилежен и усидчив, букварь постигал легко. Дмитрий Иванович довольно говаривал:

- Добро, отрок. Букварь осилишь, а там и за часовник примемся.

Осилил Бориска и часовник, и псалтырь, и «Деяния апостолов». А через год и писать упремудрился. Дядя же звал к новым наукам.

- Ты должен идти дальше. Стихари и каноны - удел попов и черноризцев. Но ты, Борис, рожден для схимничества. Поведаю тебе об эллинской да латинской мудрости.

Дмитрий Иванович молвил о том, мимо чего, боязливо чураясь и крестясь, пробегали многие благочестивые русские грамотеи.

- Примешься ли за сии науки, отрок? Хочешь ли узнать о народах чужеземных?

- Хочу, дядюшка. Хочу быть зело мудрым! - воскликнул Бориска.

* * *

Засиделся допоздна. В покоях тихо; пахнет росным ладаном, душистыми травами и деревянным маслом; чадит неугасимая лампадка у киота, мирно, покойно полыхают восковые свечи в бронзовых шанданах, вырывая из тьмы строги е лики святых в тяжелых серебряных окладах.