Углич

Афанасий Федорович не скрывал своего довольства. Полюбил его государь, думал он, не за седую бороду, а за цепкий ум. Не зря Иван Васильевич выбрал его большим послом к крымскому хану Девлет-Гирею, и Афанасий оказал царю неоценимую услугу, разоблачив (мнимую) измену бояр в пользу хана. С той-то поры и пошел в гору Нагой, а ныне он и вовсе взлетел на самую вершину. Тесть царя. Шутка ли! Годуновы от злости зубами скрипят. Уж так они не хотели, чтобы царь женился на Марье. Начальник Постельного приказа, чу, даже к владыке Дионисию ходил, громадный вклад на храмы Божии обещал отвалить, но ничего у него не выгорело. Владыка — не дурак. Дмитрий Годунов хоть и начальник самого важного царского приказа, хоть и подвизался на поприще «государева сыска», но митрополит принял сторону государя, понимая, что Ивана Грозного через колено не переломишь.

И всё же Годуновы по-прежнему опасны. Царь всё больше склоняется выдать скудоумного царевича Федора за Ирину Годунову. Та умна, хороша собой, деятельна. Многие из московской знати ее почитают, но к брату ее, Борису, относятся прохладно. Борис Годунов не пользуется уважением большинства бояр. Да и где ему в чести ходить, если женился на дочери палача Малюты, а ныне задумал отдать сестру свою за придурковатого Федора? Не только боярин, но и каждый смерд понимает, что Борис Годунов поднимается к вершинам власти, поправ свою честь и достоинство. Корыстная цель, только корыстная цель у него на уме. И этот человек пойдет по трупам, лишь бы добиться своей тщеславной задумки.

Он даже на свадьбе не поднял кубок за здравие Афанасия Нагого-Углицкого.

А свадьба была торжественной, шла по древнему обряду. Державный жених, дожидаясь невесты, сидел в брусяной столовой избе. Мария же Нагая, с женою тысяцкого, двумя свахами, боярынями и многими знатными людьми пошли из своих хором в середнюю палату. Перед невестой несли две брачные свечи в фонарях, два каравая и серебряные деньги в ларцах. В середней палате были изготовлены два места, одетые бархатом и камками; на них лежали два заголовья и два сорока[46] черных соболей.

На столе, покрытой льняной скатертью, стояло золотое блюдо с калачами и солью.

Мария села на своем, положенном для невесты, месте. Сестра ее, Наталья, на месте жениха.

Иван Васильевич прислал к Марии своего лучшего воеводу Ливонской войны, отважного защитника Пскова, Ивана Петровича Шуйского, кой, заняв большое место, велел звать жениха.

Государь вошел с тысяцким и боярами, поклонился иконам и свел Наталью со своего места. Затем все принялись читать молитву, а после этого богоявленскими свечами зажгли брачные.

Невесте подали кику и фату. На большом золотом подносе лежали хмель, соболи, одноцветные платки — бархатные, атласные и камчатые.

Жена тысяцкого осыпала хмелем великого государя и Марию, коих опахивали соболями.

Дружка государев, благословясь, изрезал на кусочки перепечу[47] и сыры для своих свадебных людей, а дружка Марии раздал ширинки.

Затем Иван Васильевич с сыновьями и боярами отправился в Успенский собор, а Марию с женой тысяцкого и с двумя большими свахами, понесли в собор на санях; за ними шли некоторые бояре; перед санями же именитые боярышни несли свечи и караваи.

Жених встал на правой стороне у столпа храма, невеста — на левой, после чего они тронулись к венчанию по камкам и соболям.

Одна из знатнейших боярынь держала сосуд с фряжским вином. Митрополит Дионисий подал его государю и государыне. Иван Васильевич, выпив вино, растоптал тонкий сосуд ногами.

Когда священный обряд совершился, новобрачные сели на два красных заголовья. Их поздравили Дионисий, князья и бояре, а певчие запели многолетие.

Царь и счастливая царица возвратились во дворец. Свечи с караваями отнесли в спальню и поставили в кадь с пшеницей. Во всех углах спальни были воткнуты стрелы, лежали калачи с соболями. У кровати — два заголовья, две шапки, кунье одеяло, соболиная шуба.

На лавках стояли оловянники с медом; в головах кровати — иконы Рождества Христова, пресвятой Богоматери и крест. На стенах также висели иконы Богоматери с младенцем; кресты же висели над дверью и над всеми окнами. Сама постель стояла на 27 ржаных снопах.

Во время пира перед государем и государыней поставили блюдо с жареным петухом. Дружка взял его, обвернул скатертью и отнес в спальню, куда повели и молодых из-за стола. Знатнейший боярин Шуйский выдавал великую княгиню и говорил речь.

Жена тысяцкого, надев две шубы, одну — на изворот, вторично осыпала новобрачных хмелем, а дружки и свахи кормили их жареным петухом.

Всю ночь, когда царь ненасытно наслаждался прелестной и страстной Марией, государев конюший ездил на жеребце под окнами спальни с обнаженным мечом. На другой день супруги ходили в баню, после коей во дворце вновь продолжился веселый пир.

За брачным столом сидели счастливые Афанасий Нагой, отец царицы Федор и его братья: Михаил, Григорий и Андрей, только что возведенные в бояре.