– Христос с тобой, Маркелушка! – с жаром сказал Евлампий. – Человека из Москвы убить! Ты что?! Да кто на такое решится! Фома, что ли? Да ему только под мостом сидеть и с пьяных посадских сапоги снимать, вот и вся его мочь!
– А Тит? – спросил Маркел. – Он кто такой?
– Ну, Тит, – неохотно ответил Евлампий, замявшись. – Тит – это птица залетная. Чистые ручки! Своего дела не держит, а что ему принесут, тем и приторговывает.
– И что ему Фома принес? – спросил Маркел.
– А они порознь пришли, – сказал Евлампий. – И оба ни с чем. А руки у обоих чешутся, в брюхе скворчит. Стали спрашивать службу. Прямо как с ножом к горлу пристали! – сказал Евлампий уже в голос, но тут же замолчал и оглянулся вниз, на лесенку, и опять вполголоса заговорил: – Евлаша, говорят, возьми на службу, может, чего кому надо. Да никому здесь ничего, я говорю, не надо, ироды, тут уже было всё, что может быть: царевича зарезали! Тут, говорю, надо сейчас тише травы сидеть! И тут вдруг вижу: ты. О, думаю, вот кому они послужат. И ведь угадал! Ведь послужили же!
– Ну, послужили, – безо всякой охоты ответил Маркел.
– И еще послужат, ты еще увидишь! – опять с жаром продолжал Евлампий. – Авласку в рог скрутят, если будет надо, и он всё тебе покажет! Он, этот Авласка… – И вдруг Евлампий замолчал, после спросил с обидой: – Или, может, мне не веришь? Так давай сходим в омшаник, я тебе его там покажу. И там их уже много, Петры их туда натягали, может, уже с десятка два. После бабы приходят, разбирают своих. А которых никогда не разбирают. Вот Авласку никогда, баба у него строгонькая… – И тут Евлампий сперва весело прихмыкнул, а после также весело продолжил: – А мы с тобой же холостые, Маркел, нас никто трепать не будет! Айда в белую, под образа, угол накроем – и по единой, и по единой, а?!
– Нет, – строго ответил Маркел, – мне нельзя. Боярин ждет. Я же ему должен сказать, что служба служится, Авласка отсыпается, завтра пойдем с ним к Андрюшке. Так?
– Так, – сказал Евлампий.
– Вот и ладушки, – сказал Маркел и развернулся и пошел к двери, дальше прошел мимо поставца, Петр Малый (а теперь на раздаче был он) посторонился, Маркел поднял доску и вышел.
И Евлампий вышел сразу за ним следом. И так он проводил его до самого крыльца. На крыльце Маркел остановился, дохнул воздуху: воздух во дворе был чистый и его там было много, дыши сколько хочешь, – и вдруг оборотился к Евлампию и так же вдруг спросил:
– А какой этот Андрюшка из себя?
– А, – сказал Евлампий, – мордатый такой, краснощекий и круглый, как репка.
– И невысокий? – спросил Маркел.
– Да, – сказал Евлампий и тут же спросил: – А что?
– А чтобы узнать его, когда увижу, – сказал Маркел.
– А! – опять сказал Евлампий. – Это запросто. Авласка завтра выведет.
– Тогда, – сказал Маркел, – до завтрева.
– До завтрева, до завтрева, – с улыбочкой сказал Евлампий и при этом даже поклонился.
А Маркел уже пошел к воротам. И было тогда уже почти темно.
Но Маркел шел быстро, и поэтому, когда он подошел к церкви (церквушке) Николы Подстенного, ее еще не успели закрыть. Маркел сразу вошел туда, там было очень сумрачно, только от свечей было немного света. Маркел вытащил три старые копейки-новгородки и одну просунул в кружку, а две отдал дьячку. Дьячок дал свечку, а после еще одну (потому что Маркел держал руку), и Маркел опять поставил одну свечку за упокой души невинно убиенного отрока Димитрия, а вторую – святому Николе для поставления на ум. Святой Никола морщил лоб, в церкви, кроме Маркела и дьячка, никого больше не было. Маркел стоял (на коленях, конечно) напротив святого Николы и ни о чем не думал и не спрашивал и даже не загадывал, а просто смотрел на образ. А дьячок сперва ушел куда-то, после вернулся и начал вначале прибираться, а после мести пол. Маркела он обмел с опаской. Маркел стоял (как и раньше, на коленях) неподвижно. После встал, еще раз перекрестился и вышел.