Угодный богу

Группа всадников, в сопровождении которых ехал Халосет, следовала по развалинам недавно цветущей и прекрасной столицы Египта. Скульптор был потрясен зрелищем останков когда-то великолепных построек. Вот – расположенный под прямым углом к руслу Хапи – «Дом Атона». Он состоял из открытых дворов со множеством алтарей. Сейчас всё, что можно было уничтожить, лежало в руинах, а огромную площадь, которую занимала постройка, превратили в величайшую свалку. Дворец Эхнатона, располагавшийся неподалеку, стоял среди вырубленного до основания сада и тщательно засыпанных песком бассейнов. Статуи фараона, находившиеся перед дворцом, были разбиты, а их куски валялись возле фасада царской резиденции. Процессия двинулась в рабочие районы. Халосет видел, что было сделано всё, чтобы превратить город Атона в пустыню. Жить здесь запрещалось под страхом смерти, да и без того кому была бы охота селиться на месте, проклятом Амоном? Халосет с трудом узнавал хорошо знакомые ему когда-то постройки и улицы. Вот гостиница, вот зерносклад, а здесь были торговые ряды иноземцев-купцов. И перед его памятью вставали картины иные, когда город был во всем великолепии, и люди в нем знали, что такое счастье. Теперь он понимал глубину пророчества Маабитури. Он понимал, почему после своих видений ее долго сотрясало в рыданиях: она прозревала сквозь время…

Здесь нету никого,

Ландшафт пустыни всё затмил,

Нет жизни на земле в час зноя.

Где тот, кто в земли мертвые

Звезду с небес спустил?

И с неба жизнь пришла

В долину зноя…

Здесь множество домов

По вечерам в огнях.

Увидишь алтари,

Горящие в лучах.

С окрестных диких скал

Под шум песчаных дюн

Пленяет облик твой,

Ахетатон ночной!

Кто видел в свете дня

Твоих дворцов фасады,

Тот восхищен, как я…

Но канул час услады,

Ушел создатель твой.

Десницами убийц

Поруган твой покой.

Века спустились в тень.

Твой прежний блеск в былом.

Но не забыть тебя,

Ахетатон, мой дом.

Они проехали квартал рыбаков, а через некоторое время остановились напротив останков стекольной мастерской, примыкавшей одной стороной к мастерской скульптора Тутмеса.

– Это здесь? – спросил Халосета один из воинов, их начальник.

Тот не ответил.

– Слезай. Фараон велел привезти ему скульптуры Тутмеса, которые остались в его мастерской.

Халосет спустился с коня и подошел к дверям полуразрушенного помещения, когда-то сложенного из сырца. Попасть внутрь не было никакой возможности, вход завалило обрушившейся крышей и засыпало песком.

– Слезайте, – велел воин своим подчиненным. – Надо разобрать проход, чтобы он мог войти.

Воинов было восемь человек. Работая руками и мечами, они быстро очистили дверь, но когда можно было входить, дверь сама упала внутрь помещения, поднимая столб пыли. Воины выругались, отряхивая руки и одежду, и подпихнули Халосета к дверному проему.

Ваятель в сопровождении своих стражей ступил в мастерскую Тутмеса. Ничего тут уже не было: разбитые полки и куча обломков, оставшихся от скульптур.

– Наверное, они разбились, когда рухнула крыша, – предположил Халосет.

– Конечно, крыша! – громко засмеялся начальник маленького отряда. – Нет! Тут было землетрясение!

Отсмеявшись, он серьезно и даже с угрозой сказал ваятелю:

– Ищи. Твой Тутмес не мог всё взять с собой. Наверняка он тут прятал золото, статуэтки с инкрустацией…

Халосет медленно опустился на пол, шаря пальцами среди обломков и надеясь найти что-нибудь уцелевшее. Но чем больше он осматривал осколки, тем сильнее убеждался в том, что работ Тутмеса среди них не было. С холодком в спине он вспомнил, что совсем рядом, в одном из углов мастерской он закопал бюст Нефертити, сработанный рукой Тутмеса. Кто знает, быть может, его уже обнаружили какие-нибудь злоумышленники, успевшие здесь похозяйничать? Но он успокаивался от мысли, что будь это правдой, портрет немедленно бы попал в руки фараона Хоремхеба. Работы Тутмеса невозможно было утаить. Они отличались невероятным мастерством и притягательностью!

– Ищи, ищи! – Повторил воин.

Халосет послушно выполнял приказ, незаметно зажав между пальцами осколок стекла.

Спустилась ночь. Воины спали, накрывшись кусками шерстяной ткани, которую всегда возили с собой. Египетские ночи были так же холодны, как день жарок. В небе горели далекие острые звезды. Прохлада заставляла выдыхать пар. Халосет поднялся с земли, на которой лежал со связанными впереди рукам неподалеку от своего сопровождения и потрогал узел связывающей его веревки, затем выплюнул на ладонь кусок стекла, найденного в мастерской, и потихоньку принялся пилить путы. Через несколько минут он был свободен. Халосет осторожно встал на ноги и, крадучись, чтобы не встревожить полусонных лошадей, бесшумно покинул спящих.

Добравшись до Хапи, он отыскал ствол рухнувшей пальмы, привязал к нему для устойчивости веток и листьев и переправился через реку на этом своеобразном плоту.

Воины спали. По Хапи сновали крокодилы, разбуженные внезапным всплеском пущенной вниз по течению пальмы.