Угол

Немного полюбовавшись густонаселенным берегом и оживленным движением на воде, я отправился за завтраком, где и обнаружил Сама, потягивающего свой вонючий настой на водорослях.

— Куда мы сейчас? — по местной привычке опустив приветствие, я направился смешивать орешек — кому как, а мне этот напиток заходил именно по утрам, заменяя кофе.

— В резиденцию. Засяду там и буду дергать за людишек, пока не узнаю все, что хочу. — Сам был хмур, но спокоен.

— Сам, вот все хотел тебя спросить: это у вас нормально — похищать ребенка? Я в том смысле, что бывало ли так раньше? У нас только очень давно в древности бывало, чтобы владетельные семьи обменивались детьми для скрепления, так сказать, договоренностей. Или победитель мог гарантировать себе лояльность какой-то области, забирая, как тогда говорилось, себе на воспитание ребенка, как правило, сына хозяина этого края. Но это было в древности. Кроме того, я не припомню, чтобы такое происходило с грудными детьми, тем более новорожденными. Позже нормой стало считаться не вмешивать в войну женщин и детей — кроме более естественного процесса заключения браков. — Смешав напиток, я уселся за стол и занялся завтраком.

— Это ненормально. Детьми у нас менялись и в заложники брали, но как раз грудных детей это никогда не касалось. Скелле, правда, отнимают у родителей детей с талантом, но это делается открыто — никто не похищает их под прикрытием спецоперации. Правда, есть история, что Атрих был похищен еще в грудном возрасте и воспитан в другой семье, где позже родилась Скелла. — Сам вздохнул. — Но это, как ты понимаешь, очень древняя легенда. — Он еще помолчал и спросил с любопытством: — Так у вас что, женщины и дети в войнах не участвуют?

Я поморщился:

— Все у нас участвуют. Наши последние войны лишь немного не дотягивают до вашей катастрофы. В том смысле, что народу у нас, может быть, погибло даже больше, чем у вас, но хоть континенты все на месте остались.

— Почему?

— Что почему?

— Континенты целыми остались почему?

— А! Да как сообразили, что можем натворить, так и испугались. Последняя война еще была в памяти — еще жили люди, которые ее лично помнили, вот, может, они и испугались. Ну и остальных, как говорится, проняло. Если бы не пара мировых войн накануне, то кто его знает, может, и повторили бы ваш опыт.

Берег за окнами перекосило — яхта начала разворот. Сам подошел к окну, выглянул:

— Заканчивай с завтраком, забирай вещи и на палубу — нам надо быстро двигаться. Резиденция недалеко, но лучше добраться до нее без приключений. В этом городе скелле едва не в каждом приличном доме.

Я удивленно спросил:

— Ты считаешь, что они могут напасть?

— Уверен, что нет! Но я не понимаю, что и зачем они делают!

Пирсы, причалы, снующие всюду лодки, почтовые баржи и даже морские суда — за исключением шикарной набережной, шедшей по верху берегового обрыва, Арракис ничем не отличался от того же Варсонила. Логика большого города диктовало свое, и хотя внутри кварталов по-прежнему сохранялась хаотичная застройка с обязательными проходами между владениями, кварталы отделялись друг от друга отчетливыми широкими проходами, которые я сразу же назвал улицами. От привычных мне улиц земных городов последние все-таки отличались своей изломанностью — редко можно было встретить достаточно продолжительный прямой участок.

Погода стояла великолепная — солнечная, спокойная и нежаркая. Я наслаждался высоким голубым небом с редкими перистыми облаками и атмосферой оживленного города, по которой я так соскучился. Архитектура большинства зданий носила привычный мне на Мау облик — двускатные крыши с островерхой кровлей и цветными коньками накрывали обширные одноэтажные здания. Коммерческие здания опоясывали широкие галереи. Постоялые дворы либо имения обеспеченных граждан напоминали крепости высокими башнями по углам внутренних двориков, огороженных галереями двух типов — если это было частное владение, то галереи выходили во двор, если публичное, то — наружу. Никаких ужасов земного Средневековья вроде канав с нечистотами вдоль улиц видно не было — город пах едой, рекой и людьми.

Резиденция семьи Уров находилась в особом квартале, раскинувшемся над берегом великой реки и другой своей стороной опоясывавшем гигантскую идеально круглую площадь, накрытую белой плитой метров сто в диаметре. Я в изумлении уставился на обширное пространство, заполненное праздно шатающимися людьми без единого намека на торговлю или иное использование.

— Сам, что это за площадь? — спросил я моего спутника.

Тот, окруженный почетным эскортом из матросов яхты, мельком оглянулся на меня:

— Илия, не останавливайся. Это все, что осталось от храма. Давай быстрее — в резиденции поговорим.