Угол атаки

Хорошая девчонка, красивая, хозяйственная, расторопная, и Витя тоже, как говорит молодежь, не на помойке себя нашел. Любят друг друга и давно бы поженились, если бы не идиотские предрассудки. Виктор Зейда хоть свое дитя бы повидал, а теперь бог знает, как сложится…

Ирина мерно стучала венчиком по дну миски, забыв, что омлет не нужно сильно взбивать.

Наконец омлет был загружен в разогретую духовку, и Ирина, примостившись на низенькой скамеечке для ног, стала, будто в телевизор, смотреть в стеклянное окошко на дверце, как поднимается и опадает яичная масса.

Мысли соскользнули на завтрашний процесс. Интеллигентные заседатели, какая радость для всех нас! Особенно сейчас, когда ей бы очень не помешал толковый работяга с разводным ключом, знающий толк в болтах и гайках.

Народный суд у нас вообще-то, так надо думать, атеист и литературовед – самые что ни на есть типичные представители советского народа. А где же сильные мужики в касках и комбинезонах и крепкие девки с серпами наперевес? На плакатах, что ли, только остались и на барельефах в метро?

Понятно, чем продиктовано решение Павла Михайловича, этого старого интригана. Литераторша наверняка не от мира сего, в технике понимает меньше самой Ирины, если такое вообще возможно. Впрочем, это ладно, главная беда в том, что гуманитарии обычно лучше понимают художественные образы, чем настоящих людей и настоящую жизнь, что не способствует торжеству настоящей справедливости, которая исходит не из прописных истин и догм, а из самой человеческой сущности.

Научный атеист наверняка засланный казачок, пятая колонна, так что и смысла нет гадать, что он собой представляет. По поручению парторганизации будет следить, чтобы судья не сбилась с курса и вынесла тот приговор, который надо. С ним все ясно, а вот восторженная баба – параметр всегда непредсказуемый. Кто знает, куда повернет, ведь чудесное спасение – вот оно, а нарушение инструкций, руководства летной эксплуатации, ах, право, зачем вникать в эти скучные материи, когда можно оправдать героев, да и все…

Однажды Кирилл водил ее в Пушкинский Дом на лекцию, посвященную последней дуэли поэта. Читала какая-то совершенно безумная дама в кружевах и самоцветах, и читала с такой страстью, будто если бы Пушкина не убили, то он дожил бы до сегодняшнего дня. Ирина сначала вникала с интересом, но минут через двадцать сообразила, что слушает какие-то сплетни, не имеющие, в сущности, отношения к творческому наследию Александра Сергеевича. Лектор буквально по минутам расписала последний день Пушкина, как будто в соседнем кабинете как раз заканчивали монтаж машины времени, чтобы она могла направиться в точно определенный момент рокового дня и предотвратить дуэль.

В общем, лекция Ирине не понравилась, но, поскольку дама-профессор преподавала у Кирилла, уйти в перерыве было нельзя, пришлось до конца слушать, кто с кем встречался и кто в кого был влюблен.

А вдруг заседательницей окажется та самая дама? Когда Кирилл писал курсовик, то бывал в Пушкинском Доме, наверное, со многими там перезнакомился…

Ирина вздохнула.

Тут в кухню вошла Гортензия Андреевна:

– Ирочка, дорогая, что ж вы сидите в темноте! И простите, но мне кажется, у вас уже готово. Я достану?

Ирина кивнула, а Гортензия Андреевна, взяв рукавичку, быстро вынула из духовки сковородку. Омлет покрылся темной корочкой, но все-таки не сгорел.

Поставив сковородку на плиту, Гортензия Андреевна помогла Ирине встать, сетуя, что слишком старая, чтобы наклоняться.

– Ах Ира, Ира… Я ведь не хотела с вами говорить… – вздохнула учительница, – знаю, как тяжело ждать, а когда без конца теребят «ну что? ну как?», уж точно не легче. Думала, просто приеду под благовидным предлогом…

– Спасибо, Гортензия Андреевна! То-то я смотрю, рисунок на ткани больно современный, – улыбнулась Ирина.

– Ну да, не из старых запасов, но тоже очень ничего. Чем я могу помочь, Ира?

– Володю из яселек завтра…

– Это само собой. Я имею в виду, морально как-то я могу вас поддержать?

Ирина улыбнулась:

– Уже поддержали.

– Ладно, тогда пойдемте выберем фасончик, пока омлет остынет.

– Да мне сейчас, откровенно говоря, не до этого.

– И то правда, давайте лучше Яночке пошьем, ее ведь тоже надо поддержать… – Гортензия Андреевна направилась в маленькую комнату, по дороге позвав Яну.

Та пришла веселая и растрепанная.

– Ах какая фигурка, просто чудо! – Гортензия Андреевна заставила Яну покрутиться, как в танце. – Ирочка, вы только посмотрите! Лично я бы повторила для Яночки ваш знаменитый сарафан без спины. Очень удачный фасон, а что такой же, как у вас, так расцветка разная, да и вы не так уж много времени проводите вместе…

Радость сходила с лица Яны во время монолога старой учительницы, и через минуту она уже, уткнувшись в плечо Гортензии Андреевны, всхлипывала и сбивчиво рассказывала о своей беде, а Ирина, глядя на это, уткнулась в другое плечо и тоже заплакала.