Угол атаки

Диспетчер развел руками.

– Дело в том, что отказ одного двигателя штука неприятная, но не смертельная, – сказал он спокойно, – почти наверняка если не в этом зале, то в этом квартале точно найдется человек, который летал на самолете с отказавшим двигателем, не подозревая об этом.

Иван перевел взгляд на судейское место. За длинным столом на креслах с высокими деревянными спинками сидели судья, молодая женщина с милым нежным лицом, и народные заседатели – чернявая дама, похожая на ворону, но очень элегантная в этом сходстве, и симпатичный невыразительный дядя средних лет. Смотрели они спокойно и скучающе, и ни с одним из них Ивану встретиться взглядом так и не удалось. Вспомнилось, как Лиза читала Стасику роман американской писательницы Харпер Ли с каким-то смешным названием. Обычно сын читал сам, но тут книгу дали только на два дня, а у Стасика как раз поднялась температура, буквы расплывались перед глазами, но он ни за что не хотел отдавать книгу, пока не узнает, чем кончится, и Лиза читала вслух, пока не охрипла. Иван не вслушивался, но запомнил фразу, что присяжные никогда не смотрят на подсудимого, если вынесли обвинительный приговор.

Вот и у них с Зайцевым такой же случай. Судьба их решена, зачем смотреть им в глаза и понимать, что они не пешки в чужой игре, а живые люди…

Иван вздохнул, и внезапно его настигло еще одно воспоминание, заставившее забыть обо всем остальном. Однажды он, отоспавшись после рейса, мирно пил чай на кухне, как вдруг к нему вышел Стасик и спросил: каково это – умирать, когда ты не дочитал книжку? Иван чуть не поперхнулся от неожиданного вопроса, а сын уточнил, что, наверное, очень обидно, ведь ты точно никогда не узнаешь, чем кончится. Иван перевел все в шутку, сказал, что старые люди читают мало и в основном книжки своей юности, сюжет которых им прекрасно известен. Только сейчас, сидя на скамье подсудимых, он вдруг понял, что сын имел в виду не дедушку, и стало так стыдно и тоскливо, что Иван перестал слушать.

Сегодня Бабкин определенно был в ударе, отрабатывал с перебором, вызывая у Ирины стойкое ощущение скрипа железа по стеклу. Тупой, беспринципный, омерзительный, а ведь сделает карьеру, особенно теперь, когда Макаров оставил пост прокурора и не сможет больше тормозить его.

– Давайте подведем итог вашей работы, – сурово сказал Бабкин диспетчеру, – вы не уточнили количество топлива на борту, не выяснили причину отказа двигателя, но разрешили самолету лететь над центром города. Вы понимаете, к катастрофе какого масштаба это могло привести?

Диспетчер опустил голову:

– Да, я это сразу понял, как только самолет исчез с радаров.

– Вы понимаете, что должны были стоять не на свидетельском месте, а находиться рядом с подсудимыми?

– Да, понимаю, и я был к этому готов. Было тяжело сознавать, что своим необдуманным решением я обрек множество людей на смерть… Да что там говорить! Воскресенье, хорошая погода, горожане поехали гулять в центр, а тут такое. В общем, можете себе представить, что мы почувствовали. И тут бежит девочка из справочного, кричит, из ментов… из милиции то есть звонят, говорят, на Неву сел ваш самолет. Мы сначала даже не поверили, ну а потом что ж? Раз посадка совершилась, надо аэропорт открывать, рейсы пускать, так что началась обычная работа, и переживать стало некогда.

– Тем не менее вы признаете, что вместе с экипажем допустили грубую ошибку? – не отставал Бабкин.

– Нет, не признаю. Я не нарушал инструкций.

– И тем не менее из-за ваших некомпетентных действий чуть не разрушилось полгорода.

Ирине стал надоедать этот балаган.

– Товарищ гособвинитель, позвольте напомнить, что в суде мы рассматриваем только то, что произошло, а что могло произойти, находится вне сферы наших интересов, – процедила она.

Но Бабкин не унимался и, прежде чем сесть, успел-таки патетически воскликнуть, что суд должен представлять себе, какой страшной трагедии ленинградцы чудом избежали.

У подсудимых к этому свидетелю не было вопросов точно так же, как и к остальным, и Ирина отпустила диспетчера. Он сделал уже шаг в сторону зала, но вдруг резко обернулся.

– Я вот еще на что хотел бы обратить ваше внимание, – заметил он, – вы так уперлись в это топливо, что совсем забыли про шасси. Вы поймите, что люди шли на аварийную посадку. Аварийную! Вы, товарищи судьи, может быть, не отдаете себе отчет, что это значит.

– Да боже мой, что у нас сегодня за процесс, где каждый свидетель воображает себя экспертом! – Бабкин закатил глаза, как актриса немого кино, изображающая боль от предательства любовника, и терпение Ирины лопнуло.

– Бабкин, вы отвода добиваетесь? – рявкнула она, выдохнула и улыбнулась свидетелю: – Продолжайте, пожалуйста.