Угол для дерзкого принца

Каким-то неведомым чувством я понимала, что в этот миг в его душе слетали покровы со всех хранившихся там лживых клятв и доказательств и рушились самые святые, самые светлые храмы, воздвигнутые детской душой в честь материнской любви.

Это было очень больно и абсолютно неправильно. Я интуитивно ощущала, что совершается жуткая ошибка, но даже себе не могла пояснить, в чем именно она состоит. Тем более другу, пронзенному нестерпимой болью самого страшного предательства, какое только бывает на свете. Рассудком можно найти причину любой измены, только не этой. Мать всегда должна стоять за своего ребенка.

Мой разум зацепился за эту тоненькую нить, и я вскочила, спеша спасти хоть малые крохи того, что еще оставалось.

Шагнула к Ренду и, не сомневаясь, обняла его за плечи, притягивая голову к своей груди. А едва он, повинуясь скорее необходимости спрятать слезы, чем чувствам, уткнулся лицом в пряжки моей формы, тихо, но яростно сказала, глядя в его макушку:

– Не смей так думать, как он. У них одни отношения, у вас – другие. Не важно, чего она хотела и чувствовала, когда ты был еще никем. Я прекрасно помню, как Альми грызла лимоны с кожурой и плакала, что не может есть любимый шоколад. И почти всерьез ругалась на Стая, что он уговорил ее завести ребенка. А сейчас за малышей не задумываясь убьет любого, поэтому я и поверила, что она тебя отравила. И Ютенсия тебя любила… и, наверное, любит до сих пор. Просто не умеет любить иначе, никто не научил, а его величество не проявил ни настойчивости, ни хитрости, ни понимания – только верность данному слову. И знаешь, что пришло мне сейчас в голову? Юта наверняка ненавидела его за эту честность. Ведь сама она в тебя уже влюбилась по уши, ты же в детстве был очень хорошеньким, а глаза и ресницы – просто необыкновенные. А отец ходил мимо и не замечал – не играл, не спрашивал, как ты живешь и чего хочешь.

– Гина! – воззвал откуда-то издалека встревоженный голос Эста. – Хватит.

Но руки принца крепче сжали мою талию, давая понять, как нужны ему эти слова.

– Пусть говорит, – как-то безжизненно отозвался хозяин. – Она имеет право, она нас спасла. Правда, я тогда не сразу понял, кто такая Гина, мне писали про магичку Элгинию.

– Кто писал? – заинтересовался Эст.

– Осталась во дворце пара верных людей, – нехотя буркнул Айнор и с мрачной усмешкой добавил: – Про тебя тоже писали. О том, что Юта считает тебя подхалимом и блюдолизом, а твою девушку – распущенной и наглой. Однако мнению и словам бывшей жены я давно не верю, убедился за годы совместной жизни, что ради своих целей она лжет легко, как дышит, а без интриг вообще не может жить. Но очень поздно это понял. Наследник говорить о делах Райвенда отказался категорически – тот запретил, когда Герт открыл ему правду про меня. Мне оставалось лишь успокаивать себя тем, что сыновья уже достаточно взрослые мужчины, живы, здоровы и заняты своими делами. Но когда она уговорила Альгерта устроить тот проклятый отбор, я нашел способ с ним встретиться, уговаривал отказаться. Он меня убедил, сказал, что его любимая девушка тоже участвует и все будет хорошо.

– А что вам… тебе, – поправилась я, вспомнив, что он тоже маг, – писали про занятия младшего принца? Мне почему-то кажется, твои приятели из дворца не имели доступа к секретам цитадели.

– Действительно, – ожил командир и наконец ослабил хватку. Но совсем меня не отпустил, усадил рядом, приобняв одной рукой.

– Они обычные, незаметные люди, – не стал выдавать друзей бывший король и неуверенно произнес, бдительно рассматривая наши заинтересованные лица: – Но об отрешенности Райва и его увлечении асгардорской живописью говорили все, кто бывал во дворце.

– А что говорили про лучника Ренда? – осторожно продолжила я допрос, уже почти не сомневаясь, что цитадель и в этом случае осталась верна своему принципу невмешательства в личные дела.

– Того парня, который был с тобой на сыроварне? – Айнор говорил все медленнее, явно начиная прозревать. – С ним мы не встретились, он был у целителей…

И вдруг снова стремительно побелел, стиснул зубы и зажмурил глаза, как от острой боли.

– Бешеный винт! – ругнулся Эстен и вдруг рявкнул на командира: – Чего ты сидишь?! Если бы мой отец хоть на миг… не только деньгами…

Вскочил, как игрушку выхватил меня из рук друга и потащил прочь, не обращая внимания на возмущенное шипение Ренда и наливающийся в воздухе огненный шар. Я поспешила прикрыть нас зеленым щитом, чтобы Ренд не тратил зря энергию, но, оказавшись в коридоре, решительно освободилась от железной хватки мечника и направилась в детскую комнату.

Мне хотелось кое-что первой поведать этим замечательным малышам и рассказать это так, как сделала бы Манефа или мой отец.

Глава десятая

В просторной комнате, сплошь застеленной коврами, я, к своему изумлению, обнаружила Летицию. Женщина сидела в единственном здесь мягком кресле и была уже чисто умыта и гладко причесана. Малыши расположились на подушках у ее ног и внимательно слушали тихие слова матери.