Угол покоя

Два женских голоса, темный и светлый, осторожно-дружелюбные, осторожно-открытые. Невидимые волны несли их через пустотелую дверь к уху слушающего с неподвижной головой. Светлый голос сказал:

– Представляю себе, как вы напугались. Не стоило вам сюда приходить.

– О нет, все нормально, – сказал темный. – Она сейчас уже ничего. Но беспокоится из‑за мистера Уорда. Он ел что‑нибудь?

– Да, я приготовила, принесла ему на подносе.

– Отлично. Ему бы ванну теперь.

– Ванну?

– Ему каждый вечер нужна горячая ванна, чтобы боль прошла и он смог спать.

– Понимаю. Хорошо, я прослежу, чтобы он ее принял.

– Он не может принять ванну. Его надо искупать. Он не может с одной ногой сам влезать и вылезать.

– Хорошо, я его искупаю.

– Лучше я. Я знаю, как это делается.

Я не видел лица человека в кресле, слушающего за дверью, но почувствовал липкий пот, который не высыхал на его коже с тех пор, как эта женщина появилась на веранде. Вежливость не ушла из женских голосов, но она была под нагрузкой, могла треснуть в любой момент.

– Вы его… когда‑нибудь купали? – спросила Светлая.

– Обычно это делает мама, – сказала Темная.

– Всегда? – спросила Светлая.

– Какая разница? – сказала Темная. – Я знаю как, вы не знаете.

Пауза. В конце концов Светлая сказала:

– Раз вы никогда его не купали, я думаю, я способна справиться не хуже, и мне это чуть больше с руки. В сущности, вам незачем тут задерживаться, мисс…

– Расмуссен, – сказала Темная. – Миссис. И что‑то я не знаю, кому это больше с руки. Где вы были все лето, когда мы о нем заботились? Если бы он не хотел нашей заботы – не нанял бы нас.

“Но он и правда не хотел!” – сказал человек, затаившийся за дверью по‑крысиному.

– Как я поняла, он нанял вас в качестве секретарши, – сказала Светлая.

“Верно! – сказал человек за дверью. – Твоя мать однажды выгнала тебя, когда ты пыталась войти! Не лезь!”

К его ужасу, дверь распахнулась, и она влезла‑таки, откатывая его назад. Она выглядела выросшей фута на два, была огромная и широкоплечая в трикотажной водолазке, под которой ее вольные груди бугрились, как баклажаны, как дыни. Мужчина в кресле попытался было проскочить мимо нее в кабинет, но она преградила ему путь и закрыла дверь ванной на цепочку.

– Так, отлично, – сказала она весело. – Без фокусов у меня.

Он заметался из угла в угол, словно жук в спичечном коробке. Дверь приоткрылась на дюйм, шире не позволяла цепочка, и он увидел лицо Эллен Уорд – она заглядывала внутрь и зло колотила в дверь кулаками. Ванная отзывалась гулко, как барабан.

– Ну‑ка, – сказала Шелли Расмуссен и пустила горячую воду.

Заклубился пар, скрывая ее наполовину. Нагибаясь поболтать рукой в поднимающейся воде, она волей-неволей отвернула лицо от пара. Вскинула руку отвести влажные волосы. Досадливо крякнув, подалась назад, стащила водолазку через голову, бросила в сторону и снова наклонилась проверить воду. Огромные груди свесились в ванну, пар обволакивал ее. С жуткой улыбкой она выпрямилась в облаке пара во весь свой девятифутовый рост и уперла кулаки в бока. Ее соски нагло пялились на него, как глаза. Его зачарованный, полный ужаса, загипнотизированный взгляд, казалось, ее позабавил, и она игриво покачала бедрами.

– Так! – воскликнула она. – Давайте‑ка на вас посмотрим. Прочь эту одежонку!

Она пошла на него, он катнулся прочь, дернулся, схватился было за цепочку, Шелли бросилась к нему, он отпустил. Эллен лупила по двери снаружи, ванна наполнялась, вокруг все было бело от пара. На одно дикое мгновение его лицо показалось в зеркале, пронеслось размытым пятном жути, и вот она добралась‑таки до него. Ее руки на его ширинке, расстегивают молнию, тянут – брюк нет. Он цеплялся за рубашку, но недолго – рубашка сорвана. Сидел беззащитный в одном белье, к ноге примотан мочеприемник, трубка тянется к прорези трусов.

– Ох ты ж! – воскликнула Шелли Расмуссен. – Старый проказник! Так, ну‑ка, что за секреты от меня!

Она нагнулась над его креслом, колоссальные груди колыхались в дюймах от его носа, как наполненные водой воздушные шары, она стала отрывать от трусов его обороняющиеся руки. Он отбился было, но она полезла снова. Отбился еще раз, и она схватила трубку и потянула, так что ему пришлось расправить ладони и прикрыть член, выдернутый из трусов, как рыба из воды.

– Ха-ха! – сказала она. – Экий старый проказник!

Он с ужасом почувствовал, что культя стала распухать и подниматься, наполняясь приятным теплом. Она поднималась, пока не встала над его пахом торчком, грубым поленом, ее заштопанный, в рубцах, конец покраснел и раздался. Он увидел восхищенное лицо Шелли Расмуссен. Она рассмеялась мягким хрипловатым смехом и опять протянула руку.

– Нет! – закричал он. – Нет!

Он слабенько помочился в трубку, и тут же громадный обрубок уменьшился, обмяк, опустился. Шелли Расмуссен бросила на культю взгляд, полный отвращения, схватила свою водолазку и вышла. Дверь закрыть не потрудилась, и теперь над ним, глядя вниз, стояла Эллен Уорд. Уголки ее темных глаз покраснели от слез; она прикоснулась к сдутой культе с нежностью.