Уголек белтайнского костра (СИ)

- Не убегай, Гарри. Это совершенно не страшно.

Но Гарри было страшно. Было страшно потеряться в этом неоднозначном человеке, стать зависимым от него, от его желаний. Было очень страшно понимать, что влюбляешься в мужчину, что желаешь его. Что все попытки вырваться приводят лишь к острому желанию вернуться. Еще страшнее было понимать, что ответного чувства ждать не стоит, что он интересен до поры до времени, пока охотничий инстинкт не отпустит этого великолепного хищника.

Встречаясь с другими людьми, со знакомыми и чужаками, с друзьями или бывшими недругами, Гарри осознавал, что никто из них не пустит его настолько глубоко в себя, в свою жизнь, в свою душу, как это сделал Люциус.

И это было действительно так, Гарри чувствовал. Неизвестно почему и как, но чувствовал. Возможно, потому, что лишь он один видел Люциуса и слабым, и уставшим, и разбитым, и даже выпившим. При нем Малфой не застегивал воображаемую мантию на все пуговицы, позволяя себе бросать пошлые фразочки, весело хохотать над ответными шутками, в открытую зевать, есть в постели, рассыпая крошки, заплетать волосы в косичку с наивной ленточкой-бантиком, петь в душе и нецензурно ругаться, вычитывая очередной законопроект.

Откуда Гарри знал, как Люциус вел себя в спальне или в душе? Очень просто – он сам приходил к нему. Слишком сильно хотелось тепла и того ощущения пузырьков предвкушения, которые появлялись в нем при виде растрепанного и сонного Люциуса.

А тот не торопил, не тянул в постель, не принуждал и не настаивал. Просто смотрел иногда жадно и голодно, заставляя нервно сглатывать и прятать свое возбуждение.

И однажды Гарри не выдержал. После ужина он просто вошел в спальню Люциуса, разделся под его изумленным взглядом и устроился на свободной половине. Его трясло так, что кровать вибрировала, выдавая его волнение с головой. Люциус тихо прокашлялся, отложил книгу и взмахом руки погасил свет. Гарри ждал первого прикосновения с ужасом и диким нетерпением, а когда прохладные руки обхватили его, прижимая к твердой и горячей груди, мгновенно успокоился. Расслабился, почти растекаясь по матрасу.

- Мой хороший, - от шепота на ухо все волоски встали дыбом, – не бойся ничего. Только не со мной.

В тот вечер были только легкие и нежные ласки, которые больше расслабляли, чем возбуждали, и Гарри уснул, прижимаясь всем телом к человеку, который щедро делился с ним своим теплом.

Утром он чувствовал себя неуверенно, но только до тех пор, пока Люциус не набросился на него с весьма нескромными ласками. Гарри ощущал его чувственный голод, как свой собственный, и это окрыляло. Он интуитивно или на каком-то ином уровне знал, что у Люциуса все это время никого не было. Что он ждал… Ждал решения Гарри. Или был уверен, что крепость падет?

Но Гарри было хорошо. Просто отлично. Он решил рискнуть и не прогадал.

И то, чем они занимались сейчас, не было сексом. Это было нечто иное, глубинное, откровенное. Люциус, казалось, вознамерился прикоснуться к каждой частичке столь долгожданного тела языком, губами, руками, всем собой. Гарри даже не предполагал, что можно ласкать там и так, что и подумать-то стыдно, но вот стыда как раз не было. Люциус его слизал, сцеловал, выпил, как горьковато-пряное семя.

И отступил, позволяя юному любовнику прийти в себя. Гарри сам настоял на продолжении, спровоцировав голодного хищника.

Было и больно, и горячо, и сладко, когда Люциус мягко скользнул внутрь, боясь навредить, напугать раскинувшегося под ним Гарри. Он сходил с ума от нежности к доверчиво смотрящему парню, который перевернул в его душе что-то острое, улыбнувшись сквозь легкую боль.

Люциус долго нежил стонущего, теперь уже от удовольствия, любовника, сдерживая порыв взвинтить темп, пока тот ощутимо не стукнул его по пояснице.

- Сейчас, мой хороший. Держись…

Стоны, вскрики, просьбы стали той необходимой музыкой для их танца, которая окончательно сводит с ума, лишая налета цивилизованности, оголяя инстинкты. Именно этим оправдывался Люциус, рассматривая наливающийся кровью укус на плече Гарри.

- Я тебя пометил, и ты теперь мой.

- Твой, - кивнул Поттер. «Пока тебе не надоест».

Три года спустя.

- Люциус…

- Что? Хочешь пить? Я сделал тебе больно?

- Нет, мне не больно, хотя после перерыва в полтора месяца ты мог бы и не врываться в меня, как враг в осажденную крепость, - Гарри подвигал бедрами, проверяя целостность тыльной части.

Люциус ловко перевернул его и расцеловал пострадавшую часть тела, вызвав у Поттера неудержимое и весьма мальчишеское хихиканье.

- Ты прощен, - Гарри запыхался, отбиваясь от приставучего любовника, а потом затих, устроив голову у него на плече.

- Так что случилось, мой хороший?

- Как ты думаешь, почему мы все еще вместе? Столько времени прошло…

Люциус потянул его за отросшие волосы, вынуждая посмотреть в глаза.

- Странный вопрос, Гарри. Я думал, ты знаешь.

- Знаю что?