Угольки

Но я так боюсь, как Кэл среагирует на ее слова.

Он сейчас даже не смотрит мне в глаза.

Он наслаждался тем, что мы делаем друг с другом ночами. Ему нравится это не меньше, чем мне. Как только он решил прикоснуться ко мне, он отбросил свои прежние сомнения.

Но эти сомнения были реальными, и теперь они могут вернуться.

Глава 8

Мы подбрасываем Мака до его друзей неподалеку, поскольку у него больше нет работающего автомобиля. Мы договариваемся поддерживать контакт, оставляя записки в заранее оговоренном месте. Судя по всему, Мак путешествует по региону и предлагает помощь людям, которые в этом нуждаются. И ему часто требуются помощники.

А мы с Кэлом можем стать такими помощниками.

Я была бы готова помогать бесплатно (как мы сделали это для Мака и Анны), но Кэл настаивает, что нам надо брать плату ресурсами, если мы возьмем привычку рисковать своими жизнями.

Это логично. Время, которое мы проводим, выполняя работу для других людей — это время, которое мы могли бы посвятить обеспечиванию своих потребностей. Так или иначе, нам с Кэлом нужно как-то жить дальше.

Я счастлива, что мы встретили Мака и Анну. И я счастлива, что теперь у нас есть возможность предложить помощь большему количеству людей, которые в этом нуждаются. Но все это не перевешивает ужас, нарастающий в моем нутре, пока мы с Кэлом едем домой.

Он молчит.

Это необязательно плохой признак, поскольку ему часто не хочется говорить, но сама природа его молчания угрюмая, не предвещающая ничего хорошего.

Он все еще думает о том, что сказала Мария. Он всерьез прислушивается к этому.

Все между нами может вновь измениться… и в этот раз не к лучшему.

Пока мы едем вверх по горе, я напрягаюсь все сильнее, обхватываю руками живот и отчаянно продумываю методы, как унять приливную волну, которая вот-вот сокрушит меня.

Я знаю, что Кэл имеет право решать, чего он хочет для себя и своих отношений, но я не хочу, чтобы он снова отстранился. Я не могу вынести, если это случится.

Так странно возвращаться спустя столько дней, но все так, как мы и оставили. Куры в порядке, поскольку мы оставили им достаточно еды и воды. Они лихорадочно кудахчут, будто обвиняя нас в том, что мы их бросили, но похоже, они никак не пострадали. И наша хижина все такая же, только воздух внутри немного затхлый, потому что столько дней не проветривали.

Мы распаковываем все найденные припасы и еду, ухаживаем за курами и раскладываем все по своим местам.

Кэл вообще ничего не говорит.

В итоге я не выдерживаю. Я организовывала вещи в шкафчиках, чтобы найти место для новых найденных консервов, а он заходит в хижину с водой из колодца.

Как только он опускает контейнер, я срываюсь.

— Она не знает, о чем говорит! — эти слова вырываются из меня без раздумий и намерений.

Кэл замирает. Очень медленно поворачивается ко мне.

— А я думаю, что знает.

— Нет, не знает. Она озвучила предположения, опираясь на ее опыт с другими мужчинами. И другими женщинами. И я уверена, что она права насчет многих отношений. Но не насчет нас. Она понятия не имеет, кто мы и что между нами. Она ошибается.

Он намеренно делает вдох. Я вижу это в том, как его плечи приподнимаются и опускаются.

— Я правда пользуюсь…

— Ты мной не пользуешься! Не смей так говорить! — я зла и не только. Я отчаялась. Так что я не контролирую свои эмоции. Мои щеки полыхают, руки сжаты в кулаки вдоль боков.

— Я как минимум пользуюсь ситуацией. Ты бы никогда не захотела прикоснуться ко мне, ты даже никогда не захотела бы быть в моем присутствии, если бы не застряла со мной, потому что весь мир скатился псу под хвост. Ты знаешь, что это правда.

Я с трудом сглатываю, стараясь справедливо отнестись к его возражениям, хоть мне и хочется отмахнуться от них как от назойливых мух.

— Может быть. Но мы не знаем наверняка. Люди растут и меняются, становясь старше, и испытывают влечение к другим людям. Для того, чтобы чье-то мнение или вкусы поменялись, необязательно нужен апокалипсис.

Он слегка вздрагивает, будто мои слова ранили его в такой манере, которой я не подразумевала.

— Кэл, пожалуйста, — у меня не осталось стыда. Я готова открыто умолять, если это потребуется, чтобы он прислушался к голосу рассудка. — Ты тоже не хотел меня, пока мы не застряли вместе. Но теперь хочешь. Мы хотим друг друга, и в этом нет ничего неправильного.

Он притихает на минуту. Прерывисто дышит. Мышцы его челюсти и предплечий сокращаются, будто он то и дело напрягается.

— Это другое.

— И в чем же разница?

— Разница в том, что не будь ты тогда слишком юной, я бы тоже хотел тебя трахнуть! Мне пришлось останавливать себя, чтобы не думать о тебе в такой манере, потому что ты всегда была самой горячей и красивой девушкой, что я знал. Самым лучшим и сладким, что со мной случалось. Мои взгляды на тебя не поменялись! Я всегда хотел тебя, хоть апокалипсис, хоть нет. Вот такой я эгоистичный, грязный ублюдок. Хотел трахнуть девочку своего родного сына!

По мне пробегает дрожь глубинных эмоций, от которых перед глазами все расплывается, а грудь сдавливает. Я поднимаю ладонь ко рту.

— Кэл.