Уголовное дело Фрэнсиса Гэри Пауэрса

Гринев: Что Вам предписывалось делать в случае вынужденной посадки самолета?

Пауэрс: Мне было сказано, что возможность вынужденной посадки маловероятна. Я верил в самолет. Мне также говорили, что полет вряд ли может быть прерван. Повторяю. Мне было сказано, и я верил, что, за исключением технической неисправности, не могло быть причины, по которой полет самолета мог бы быть прерван. Мне было сказано, что, вслучае если откажет топливо или откажет кислородный прибор, я должен уничтожить самолет и, если представится возможность, с помощью той экипировки, которая была мне выдана, покинуть самолет.

Гринев: Как Вы чувствовали себя во время этого полета?

Пауэрс: Физически я себя хорошо чувствовал, здоровье было хорошее, но сама идея, сама мысль этого полета мне не нравились. Я очень нервничал. Трудно объяснить почему, но я нервничал, был в состоянии напряжения и боялся. Меня одолевало чувство страха.

Гринев: Оказали ли Вы сопротивление при задержании и намеревались ли Вы вообще оказать сопротивление?

Пауэрс: Нет, сопротивления я не оказывал и не намеревался оказывать.

Гринев: Как к Вам отнеслись при задержании и впоследствии?

Пауэрс: Гораздо лучше, чем я ожидал. (Оживление в зале.) Очевидно, когда меня впервые увидели, то не подумали, что я иностранец. Когда я приземлился, мне помогли погасить парашют, помогли снять шлем. Я попытался объясниться, и они, естественно, решили меня задержать. По дороге, когда, очевидно, меня везли к властям, я попросил попить. Машину остановили и дали мне воды. Мне также предложили сигареты. Мы пытались беседовать, но друг друга не поняли. Мне кажется, что я понял слово «Америка» или «американец» и дал понять знаками, что я американец. Думаю, что они это поняли. Когда меня привезли — я не знаю, как называлось то учреждение, где были власти, — я пожаловался на головную боль, ибо я ударился головой, когда был сбит самолет. Был вызван врач. Он осмотрел голову и оказал необходимую помощь. У меня были царапины, ссадины на правой ноге. Пытались со мной беседовать на немецком языке, но я не понимаю по-немецки. Оттуда меня повезли в Свердловск. Там был переводчик, мне дали воды, и я ответил на несколько вопросов. Из Свердловска меня привезли сюда и на протяжении всего этого времени со мной очень хорошо обращались.

Гринев: Являются ли данные Вами показания искренними и правдивыми?

Пауэрс: Да, но я не могу ручаться за те предположительные утверждения, которые я делал. Иногда я высказывал свое мнение или просто излагал предположение по тому или иному вопросу.

Гринев: Как Вы сейчас относитесь к своей работе в Центральном разведывательном управлении (оживление в зале) и понимаете ли Вы, какую опасность представлял Ваш полет?

Пауэрс: Да, сейчас я понимаю гораздо больше, чем раньше. Сначала я колебался, продлить ли мне контракт или нет. Я не хотел продлевать контракта. Будь у меня работа, я бы его не продлил, так как я сейчас немного знаю о последствиях моего полета. Правда, всех последствий я не знаю. Несколько минут тому назад я упоминал о срыве совещания вверхах и увеличении напряженности в мире. Искренне сожалею, что причастен ко всему этому.

Гринев: У меня сейчас нет больше вопросов.

Председательствующий: Объявляется перерыв до 10 часов утра 18 августа.

Заседание закончилось в 17 часов 10 минут.

Заседание 18 августа (утреннее)

Комендант суда: Прошу встать, суд идет.

Председательствующий: Садитесь, пожалуйста. Судебное заседание Военной коллегии Верховного Суда Советского Союза продолжается. Товарищ адвокат, у Вас есть еще вопросы к Вашему подзащитному?

Гринев: Есть.

Председательствующий: Подсудимый Пауэрс, прошу Вас отвечать на вопросы Вашего адвоката.

Гринев: Почему Вы не остались работать на спасательной станции и не пытались найти другую работу?

Пауэрс: Я поступил на спасательную станцию после окончания колледжа. Это была временная работа, только на лето, и она должна была прекратиться с наступлением осени. В той местности, где я жил, было практически невозможно найти постоянную работу. Никто не соглашался брать человека, которому предстояло уйти в армию.

Гринев: Знали ли Вы при подписании контракта с Центральным разведывательным управлением, что Вам предстоят полеты над территорией СССР?

Пауэрс: При подписании контракта мне это было неизвестно.

Гринев: Когда Вы впервые узнали об этом?

Пауэрс: Шесть или семь месяцев спустя после подписания контракта. Мне сообщили, что это будет частью наших обязанностей. В это время стало известно, что советская радарная система более эффективна, чем считалось раньше. Ипоэтому нам объявили, что, вероятно, мы ограничимся лишь полетами вдоль границ Советского Союза.