Угрешская лира. Выпуск 3

В конце мая шахматный кружок коммуны пригласил дать сеанс одновременной игры молодого гроссмейстера Исаака Мазеля. Смеляков немного опоздал, протиснулся к окну, вдоль которого стояли столы с шахматными досками, и с интересом наблюдал, как мастер делает быстрые и точные ходы в каждой партии, как волнуются и потеют над ответными ходами его соперники. Гроссмейстер выиграл девятнадцать партий из двадцати и свёл вничью лишь одну – с работником совхоза Каменевым.

Вернувшись после сеанса в редакцию, Ярослав набросал по свежим впечатлениям короткую заметку и принялся за рассказ, чтобы разнообразить газету, сделать её интереснее для ребят. Он засиделся за полночь, но задуманное выполнил и даже сам перепечатал текст на пишущей машинке: черновик был настолько исчёркан, что так вышло быстрее, чем перебелять вручную для машинистки. Ему ведь очень хотелось поставить рассказ, названный «Поражение мастера», в текущий номер за 2 июня 1937 года. Смеляков ярко и точно передал атмосферу сеанса одновременной игры за исключением финала: у него мастер одну партию проиграл, поражённый красотой своей неопытной соперницы: «И они прошли мимо нас вдвоём – мастер и женщина – в майскую ночь, под звезды. И, перемежая улыбки и вздохи с гамбитами и дебютами, мастер подпрыгивал, как мальчик, и сиял».

Через день, когда газета с «Поражением мастера» вышла, к Ярославу во время обеденного перерыва подсел в столовой Ваня Ерастов и похвалил:

– Молодец! Интересный получился рассказ и очень поэтичный!

– Я рад, Вань, что тебе понравилось.

– Ты вообще больше печатай стихов и рассказов, Старик.

Для Ивана, как и для многих в коммуне, не являлся секретом псевдоним Смелякова, которым тот подписывал часть своих корреспонденции, чтобы его имя не пестрело на каждой странице газеты.

– Обязательно буду печатать – и мои, и других наших поэтов.

– Вот и замечательно!

В номере за 11 июня Ярослав поместил стихотворение «Майские звёзды». На следующий день его пригласил к себе в кабинет замполит Щербаков.

– Здравствуй. Проходи и садись, – сказал он, указывая жестом на стул. – Ты молодец, хорошо с газетой управляешься. Медова тобой довольна. Она на днях передаёт дела Пащенко. Уверен, что и с новым редактором ты сработаешься. Газета стала намного интереснее по сравнению с «Коммунаром», все говорят. Твои «Майские звёзды» хороши. Но теперь очень нужно, чтобы ты написал ещё одно стихотворение. Читал сегодня в центральной прессе о приговоре банде Тухачевского?

– Да, конечно.

Ярослав был в курсе последних публикаций, где всячески поносились «враги народа»: бывший маршал Советского Союза Тухачевский, командармы Якир, Уборевич, Корк и другие, арестованные в конце мая и в ходе следствия признавшие себя виновными в организации военного заговора с целью свержения советской власти и установления военной диктатуры, в шпионаже и измене Родине. 11 июня восьмерых «заговорщиков» осудили на смертную казнь и сразу расстреляли. В газетах описывалось всё так правдоподобно: и признательные показания, и сами «чёрные» дела Тухачевского с «подельниками». Но Ярослав не знал, насколько этому можно верить. Не укладывалось в голове, что прославленный со времён Гражданской войны командарм мог совершить такое. О жестоких методах ведения следствия в НКВД поэт знал не понаслышке. В лагере со Смеляковым сидело много «врагов народа», однако никто из них никакой антисоветской деятельностью не занимался.

– Так вот, – продолжил Михаил Петрович, – весь народ возмущён их злодеяниями. Мы скоро проведём собрание в поддержку решения Верховного суда. Напиши-ка к собранию стихотворение. Советую назвать его «Воля народа».

– Я попробую, но не уверен, что быстро получится, – замялся Смеляков, которому очень не хотелось сочинять такое стихотворение.

– Ты, братец, постарайся. Видишь ли, в Болшевской коммуне идут аресты. Там тоже, как выяснилось, есть враги народа. И там собрание пройдёт раньше, чем у нас. Да и тебе самому это важно. Не забыл ведь, за что тебя осудили?

– Вечером засяду, – понял намёк Ярослав.

Он остался, по обыкновению, на ночь в редакции, но откладывал до последнего «заказ» замполита. Сверстал полностью текущий номер, отредактировал несколько заметок в следующий и только потом попытался начать стихи. Но у него так ничего и не вышло. Строки получались казённые, вымученные. Промаявшись до трёх часов ночи, Ярослав уснул тяжёлым сном на кожаном диване ответственного редактора в 13-й комнате.

К собранию стихи написаны не были. Щербаков, узнав, что Ярославу не с чем выступать, укоризненно покачал головой и сказал:

– Ну ладно, напиши после и обязательно опубликуй в газете.

Собрание прошло шумно, руководство коммуны и все ребята, конечно, гневно осуждали заговорщиков. Их слова Смеляков «взял на карандаш» и написал-таки злополучное стихотворение, которое поместил в 21-м номере «Дзержинца». Заканчивалось оно так: