Угрюм-река

– Понял, понял... И, выходит, значит, так. – Иннокентий Филатыч встал, со всех сил потер кулаками поясницу, выпрямился и мелкими шажками пробежался взад-вперед по комнате, чуть задержавшись на ходу у неряшливой кровати следователя. Оправив смятую подушку, он сказал: – Выходит так: убийца грянул из ружья и убежал – кто-то помешал ему: не удалось обворовать. А потом, на следующую ночь, взял да и залез опять... Караульного подпоил, конечно, или обманул, уж я не знаю как... может, поделиться обещал...

– Караульный арестован.

– Значит, залез с отмычкой и стал второпях хозяйничать... Богатства много, а страшновато: покойница лежит, отмщенья просит, жуть на душу наводит. Он для храбрости – к шкафу, а в шкафу вин, наливок сколько душе желательно, а жулик – пьяница. Вот и дорвался... Тут ему башку-то и ошеломило – сразу, как баран, округовел. Здесь сундук, там гардероб, темно, снял лампу с керосином, да кувырнул ее... Вот и... А тут покойница из гроба поднялась, держит его, не пускает. Ну, может, сам к ней приполз – медальоны с нее разные снимать... А огонь пуще, дым, смрад... Тут грабителю и карачун... Вот и все... Так или не так? Давай руку! Видишь, я тебе убийцу разыскал... – И старик вопросительно захохотал, поблескивая желтыми зубами.

– Да, правильно... – раздумчиво проговорил следователь. – Может быть, и так. Сейчас, сейчас... Кверху, дьявол, идет.

– Кто идет?

– Температура. Сейчас, сейчас... – Следователь отметил на графике точку и провел синим карандашом черту, руки его дрожали. – Тридцать восемь, шесть десятых... Ну-с? – И он поднял болезненно раскрасневшееся серьезное лицо свое на собеседника.

– Вы слышали, что я говорил-то?

– Конечно, слышал. Ну-с?

– Вот так и действуй. А мы тебе...

– Я, возможно, так и стал бы действовать. Возможно... Но вот в чем дело... – Следователь, торжествующе играя густыми бровями и морщинами на лбу, достал с этажерки старенький портфель. – Вот видите, газета без уголка. Я взял ее у Прохора Петровича при допросе. А вот и уголочек.

– Ну, что ж из этого?..

– Его нашел я в комнате потерпевшей. Он был в качестве пыжа в ружье убийцы... Видите, обгорел с краев. Значит? – И следователь поджал губы в уничтожающей гримасе.

– Ну что ж из этого?..

– Значит?

– Ну что ж из этого?.. – мямлил, толокся на месте язык купца. Всерьез испугавшись, он мысленно прибавил к тремстам рублям еще пятьсот, еще пятьсот и тыщу. Вдруг уши его покраснели, жилки забились в висках, зрачки расширились и сузились. – Гляди, гляди!! – резко вскричал он, приподымаясь, и ткнул перстом в окно, за которым мутнел поздний вечерний час. – Отец Ипат... Пьяный!..

– Нет, кажется, не он, – повернулся, уставился в окно и следователь. Его крепко лихорадило.

– Нет, он... Нет, не он... Это дьякон...

– Какой дьякон? – спросил следователь, протирая глаза.

– На поминках, из города выписывали... И с монашкой!..

– С какой монашкой?

– На поминках... Видишь, видишь, что он разделывает? Кха-кха-кха...

Меж тем пальцы купца работали с проворством талантливого шулера. Он быстро глотал чай, давился, перхал, кашлял, глотал остывший чай, давился, крякал.

Следователь круто отвернулся от окна.

– Вот я и говорю, – перехваченным голосом сказал купец, как гусь вытягивая и втягивая шею. – Вот я и...

– Где?! – будто из ружья выпалил следователь, и охваченные дрожью руки его заскакали по столу. – Бумага, клочок, пыж?! – Одной рукой он сгреб купца за грудь, другой ударил в раму и закричал на улицу:

– Десятский! Сотский! Староста!..

– Иван Иваныч, друг... Ты сдурел. Я тебе тыщу, я те полторы, две...

– Эй, кто-нибудь!.. За приставом!!

– Да что ты, сбесился, что ли? Пожалей старика... Что ты, ангел... Лихоманка у тебя. Тебе пригрезилось... Три тыщи хочешь?

Ребятишки молниями полетели по селу. Первым прибежал урядник. За ним – сотский и двое крестьян. За ними – доктор.

Самый тщательный обыск никаких результатов не дал. Иннокентия Филатыча раздели донага, перетрясли всю одежду – пропажи не нашли.

Иннокентий Филатыч падал на колени, плакал, клялся и божился, призывая на седую голову свою все громы, все невзгоды. Какой документ? Какой пыж? И за что так позорят его незапятнанное имя? Его сам губернатор знает, он с преосвященнейшим Варсонофием знаком... Да чтобы он... да чтоб себе позволил?! Что вы, что вы, что вы!.. Господин урядник, господин доктор, будьте столь добры иметь в виду!.. А следователь невменяем, он же совершенно нездоров; нет, вы взгляните, вы взгляните только, который градус у него в пазухе сидит...

Однако Иннокентий Филатыч был арестован и заперт в узилище бок о бок с Ибрагимом-Оглы.

Следователя доктор уложил в кровать. Температура больного подскочила на сорок и три десятых. Следователь бредил:

– Я, я, я... Марью Авдотьевну сюда подать!

Наутро пристав получил от Прохора Петровича из рук в руки пятьсот рублей задатку.

– Федор Степаныч, вы пока имеете за мной еще пятьсот рублей. Не оставляйте меня... Я один ведь... И не считайте меня, пожалуйста, преступником. Я чист, клянусь вам.