Угрюм-река

В показании значилось, что Павел Тихомиров действительно слышал слова «я убью ее» от бегущего с ножом в руках Прохора, что вид Прохора Громова был как у сумасшедшего или пьяного, что его увел домой Ибрагим-Оглы, черкесец.

– Неправда! – крикнул Прохор. – Павел Тихомиров должен нам, мы у него описали корову. Он мстит нам... Он врет. Неправда!

– Где правда и где неправда – выяснит суд, это не ваше дело, – заметил прокурор, потом он запустил обе пятерни себе в густые лохматые волосы, взбил их копной и стал походить на старого цыгана из страшной сказки. – А вот скажите, подсудимый: с какой целью вы однажды догнали Анфису Козыреву, ехавшую с учителем села Медведева в город, почему и чем вы были в то время так встревожены и почему, после кратких разговоров с вами, Анфиса Козырева вернулась обратно? Или этого тоже ничего не было? Тоже неправда? – Ни на секунду не спуская с Прохора устрашающих цыганских глаз, прокурор отхлебнул воды и шумно, как звук трубы, высморкался.

Прохор напряженно молчал, он готовил уклончивый ответ, но в голове темная пустота была и сердце увязло в боязни.

– Подумайте, подумайте, – сказал прокурор успокоительно, и глаза его притворно подобрели. – Впрочем, ежели вам нечего ответить, можете не отвечать. Или можете прямо сознаться, что вы убили Анфису Козыреву. Вы!

Председатель позвонил в звонок и, противореча самому себе, сказал:

– Здесь нет убийц. Здесь подозреваемые подсудимые.

– Для кого нет, а для кого есть, – буркнул прокурор. – Вы ж сами в тех же выражениях допрашивали Ибрагима-Оглы. Ну-с, так как, подсудимый Громов? – твердо нажал он на голос и перегнулся через пюпитр.

В зале все раскрыли рты и посунулись вперед в ехидном, подкарауливающем ожидании, что скажет Прохор.

Но Прохор Громов – как в рот воды, молчал. Ему показалось, что этот старый цыган из страшной сказки припер его, ни в чем не повинного, в угол и душит липкими, грязными руками, от которых пахнет луком, дегтем, лошадиным потом.

– Скажите, подсудимый, – видя смущение Прохора, совсем мягко улыбнулся прокурор. – Сопровождавший Анфису Козыреву учитель не был должен вашей фирме? Вы не описывали у него за долги корову, как у крестьянина Павла Тихомирова? Он не имеет основания вам мстить?

– Нет. Нет.

– Прошу суд огласить показание отсутствующего по болезни учителя Пантелеймона Рощина.

В показании, между прочим, говорилось, что он, учитель Пантелеймон Рощин, такого-то числа и месяца был приглашен Анфисой Козыревой сопутствовать ей в город за ее личный счет, что на неотступные вопросы учителя о цели ее поездки Анфиса наконец сказала, что она везет прокурору «документик», от которого Громовым не поздоровится, а Прохору не бывать женатым на своей невесте, «девке Нинке».

– Довольно, – прервал прокурор чтеца. – Что вы скажете на это, подсудимый?

– Я не знаю, кто здесь врал, – с деланной запальчивостью, но внутренне содрогаясь, проговорил Прохор. – Врал ли в своих показаниях учитель, врала ли учителю Анфиса.

– Суд разберет, врала ли Анфиса, врете ли вы сейчас, – сказал прокурор и вдруг, забодав головой, оглушительно, точно ударил в барабан, чихнул. Чихом перекликнулся с ним из уголка и Илья Сохатых. Прокурор опять пободался, оскалил рот, набитый желтыми зубами, и опять чихнул. В ответ раздался громкий чих и Ильи Сохатых. Прокурор пободался третий раз и третий раз чихнул. Чихнул третий раз и Илья Сохатых. Прокурор погрозил ему пальцем, выхватил платок и чихнул в четвертый раз.

Тогда весь зал неожиданно взорвался хохотом. Председатель побренчал в звонок. Прокурор крикнул в зал:

– Молчать! Удалю всех вон!

Зал обиженно затих. Илья Сохатых, весь обомлев и страшно выпучив глаза на прокурора, вдруг скорчил рожу и чихнул в четвертый раз. Тогда прокурор принял это за насмешку и резко ткнул шершавым кулаком в сторону Ильи Сохатых:

– Эй, ты там!..

У приказчика полилась кровь из ноздрей, он сразу уверовал в мощь прокурорских жестов, действовавших даже на приличном расстоянии. И, зажав нос платком, удалился в коридор.

Прокурор стал зол и желчен. Он грозил глазами председателю, свидетелям, Прохору и всем зевакам.

– Теперь, подсудимый, объясните нам, – спустил он голос свой на низкие, трескучие ноты. – Объясните, зачем вам нужно было догонять Анфису Козыреву и какой красноречивой угрозой вам удалось эту озлобленную на ваше поведение, упрямую и гордую женщину повернуть обратно?

У Прохора было время заготовить ответ, и он сказал:

– Мне тогда сильно нездоровилось. Я точно не помню, что говорил Анфисе Петровне и что она отвечала мне. Но, кажется, я ей сказал, что в скором времени я сам собираюсь в город и могу ее взять с собой. Она согласилась. Вот и все.

– Все?

– Все.

– Прошу огласить дальнейшие показания учителя Пантелеймона Рощина.

Секретарь монотонно стал читать: