Угрюм-река

И Гришка Гнус спустил в яму свой шелковый кушак.

...Снег, хляби, ветер, грязь. Горничная Настя смеялась до слез, но сердце ее раздражалось: все паркетные полы, вся мебель замазаны мерзостью, плевками, усыпаны битой посудой.

Затопили две ванны. Всех обмыли. Над господами работали два конюха и кучер. Мистер Кук лежал в ванне с трубкой в зубах, бормотал: «Без рубашка – ближе к телу... Очшень лютший русский пословисс...» – сплюнул через губу и уснул. Илья Сохатых лез со всеми в драку, он не позволял себя раздеть и наотрез отказался мыться. Он на весь дом кричал, что его жена беременна, что она очень ревнивая, а тут – здравствуйте пожалуйста – лезет снимать с него исподнее какая-то, прости Господи, Настя, девка.

– То есть я не Настя, я мужчина, – внушал ему кучер. – Вот взгляните крепче. Можете мою бороду усмотреть?

– Н-не могу, эфиопская твоя морда, вибрион!.. Не трожь меня, я с волком лягу!

Дьякон мылся в ванне самостоятельно, напевая псалом царя Давида:

Омыеши мя, и паче снега убелюся...

Он выстирал штаны, белье и развесил на веревке для просушки. Голым Геркулесом он вступил в столовую – Настя, бросив щетку, с визгом убежала. Ферапонт сдернул со стола залитую вином скатерть, закутался в нее и разлегся в кабинете на полу возле письменного хозяйского стола, сказав:

– Манечка, не сомневайся: я здесь.

XXI

Инженер Протасов любил весенними вечерами заходить в эту избушку. Иногда просиживал в ней до самого утра. Чрез сени жили хозяева, в передней половине ссыльный, «царский преступник», чучельщик Шапошников. Он маленький, бородатый, лысый. По стенам, на окнах, на столе звери и зверушки, в углу с оскаленной пастью волк.

– Все препарируете?

– Да.

– Не скучно?

– Что же делать! Охота дает мне развлечение, препарировка кормит меня. Иначе в этой глуши – духовная смерть.

Первая встреча произошла так. Инженер Протасов принес коробку печенья и фунт сыру. За чаем ведутся длинные разговоры. Протасов все пристальней приглядывается к ссыльнопоселенцу, упорно что-то припоминает и никак не может вспомнить нужное. Вдруг Шапошников начинает рассказывать о своем старшем брате, погибшем в селе Медведеве. Протасов весь насторожился, кровь бросилась в голову, спросил:

– Как он погиб?

– Подробностей не знаю, товарищ. Говорят, спился, сошел с ума, сгорел. Брат, помню, писал мне о вашем патроне Громове, когда тот еще мальчишкой был. Припоминаю, он пророчил Громову большую судьбу. Еще писал о некой необычайной демонической женщине. С весьма странной судьбой.

– Об Анфисе?

– Да. Вы слышали?!

– Как же! Ходят целые легенды.

– Я получил от брата три предсмертных письма. Они написаны одно за другим. Два последних – утром и вечером, в тот же день, я полагаю – в день его трагической смерти. Письма ужасные. Все в мистических прорицаниях, в исступленных фразах. Я удивляюсь, что с ним стряслось? Всегда такой трезвый во взглядах. Очевидно, влияние тайги, всей обстановки, а может быть, и этой женщины. Он ее любил, хотел жениться на ней. Да и немудрено. Вот полюбуйтесь... – Шапошников вытащил из-под деревянной кровати, из сундука, вложенный в футляр застекленный акварельный портрет.

– Брат прислал мне фотографию. Мой приятель, известный портретист, сделал с нее картину.

На Протасова глядела сквозь стекло очаровательная женщина. Правильный овал лица, тугие косы на голове, тонкие изогнутые брови, большие влекущие к себе глаза, – от них нет сил оторваться.

– Так вот она какая, эта Анфиса, – пресекшимся голосом прошептал Протасов. – Да это прямо одна из блестящих фантазий Греза! Сам Рафаэль оцепенел бы перед ней...

– Такие женщины действительно могут свести с ума.

– Но в ней ничего нет демонического, она вся – свет. От нее святость какая-то идет... Ну, Жанна д'Арк, что ли... – Протасов говорил тихо, все еще не отрывал глаз от очаровавшего его лица.

– А это вот мой погибший брат.

– Слушайте! – вскричал Протасов, вглядываясь в большую фотографию. – Да это ж вы!

– Да, я сам смотрю на этот портрет, как в зеркало. Нас всегда путали с братом. Даже голос и манеры. Словом... Кастор и Поллукс.

– Странно. Вы, право, как сказочная птица феникс, восставший из пепла.

– Хм... Пожалуй. И если б я повстречался с Громовым, он обалдел бы. И, знаете, у меня есть еще интересный документ... Он вас, товарищ, может поразить. Приготовьтесь. – И Шапошников стал рыться в сундуке, набитом потрепанными книгами. – Пожалуйста, наливайте сами, кушайте... Прикройте самовар. Он с угаром... Вот-с, извольте. – И Шапошников подал несколько листов бумаги, исписанных мелким угловатым почерком. – Это черновик донесения министру юстиции прокурора Стращалова по делу об убийстве Анфисы Козыревой. Словом, уголовный роман о Прохоре Громове. Довольно интересный. Тут и о брате моем. Возьмите с собой. На досуге прочтете.

– Но как же он... к вам...

– Стращалов – мой приятель. Когда-то вместе в университете учились. Потом, года три тому назад, повстречались в ссылке.

– Что?.. Разве он...