Угрюмое гостеприимство Петербурга

По залу пронесся гулкий ропот сотен голосов, который был вызван странным явлением — явлением князя Андрея Петровича Суздальского. Старый князь величественно и степенно ступал по залу. Все почтительно ему кланялись, дамы делали реверанс. Все гости князя Шаховского задавались одним вопросом: почему Андрей Петрович вдруг вышел из затворничества? Причины самого затворничества были известны немногим. И тем не менее в свете делались различные предположения: одни утверждали, будто бы старый князь серьезно болен, другие возражали, что он принял завет Христа и проводит время в очищающих молитвах, третьи и вовсе полагали, что Суздальский давно умер.

И вот он, гордо выпрямившись, стоял перед ними, вопреки всем их домыслам. Они смотрели на него с трепетом, с восхищением, словно на святого, спустившегося на грешную землю.

Не обращая внимания на все эти восторги, Андрей Петрович твердой походкой подошел к хозяину дома и крепко пожал ему руку. Владимир Дмитриевич, стоявший здесь же, почтительно приветствовал старого князя. Шаховской и Воронцов — оба выразили свою радость, побеседовали с Суздальским о былом, после чего Иван Леонтьевич отправился встречать других гостей.

— Вы приняли в своем доме сына моего друга, — сказал Суздальский, когда Шаховской отошел.

— Да, молодой маркиз у нас гостит.

Андрей Петрович внимательно посмотрел на Воронцова. Без сомнения, тот все понимал и, понимая, все же оказывал Ричарду все признаки почтения.

Как только Шаховской отправился встречать новых гостей, Петр Андреевич, бывший все время подле отца, поспешил отделаться от его общества: во-первых, на него воззрился весь свет, а во-вторых, ему казалось, что отец имеет к Воронцову разговор.

Предмет этого разговора был ему прекрасно известен, и все же он не представлял, что именно будет сказано между двумя товарищами.

Петр Андреевич быстро нашел Ричарда, Марию, Софью и бывшего при ней Константина.

— Князь, как мы рады вас видеть! — произнесла Мария, как только Суздальский подошел к ним.

— Покорнейше благодарю, Marie, je suis heureux aussi.[56]

— Prince[57], — произнес по-французски Ричард, протягивая князю руку.

— Marquis, — ответил тот по-английски, отвечая пожатием, — it is wonderful thee are here.[58]

— Pensez-vous?[59]

— I’m sure, my dear marquis.[60]

— Петр Андреевич, вы, как всегда, вовремя, — учтиво заметил Константин в знак приветствия.

— Неужели я стал спасательным кругом в буре эмоций, которая уже почти с головой захлестнула вас?

Константин удивился, собрался было что-то ответить, однако не успел придумать, что именно, поскольку в разговор вступила Софья:

— Петр Андреевич, вы, конечно, еще не знаете: Дмитрий Григорьевич отправляется служить в Павлоградский полк.

— Вы правы, Софья Михайловна, это действительно новость для меня.

— И что вы по этому поводу думаете? — поинтересовалась Софья.

— Мне кажется, это очень сильно волнует вас.

— Меня? Нисколько, — гордо вздернула голову княжна.

— Ну как же? — улыбнулся Петр Андреевич. — Дмитрий Григорьевич, в армии, один.

— С ним будет Борис Курбатов.

— В таком случае не стоит беспокоиться за него! Быть может, вы предложите иную тему разговора?

— И правда, — сказала Мария, — вы не сказали, князь, нам о себе.

— И что же?

— Но как же, Петр Андреевич, все обсуждают: вам светит повышение по службе?

— Да неужели? — изобразил удивление Суздальский. — Кто говорит?

— Papа сегодня играл на бильярде с министром иностранных дел.

— Михаил Васильевич более осведомлен в моих делах, чем я сам, — улыбнулся Петр Андреевич.

— Князь, я вас поздравляю! — воскликнул Константин, пожимая Суздальскому руку.

— Оставьте, Константин Васильевич, это пока просто сплетни.

— А вы, Петр Андреевич, как всегда, с ними боретесь, — протянул мелодичный голос за спиной Суздальского.

Князь оглянулся. Перед ним стоял человек лет тридцати. На благородном лице его играла улыбка, карие глаза сверкали, а черные волосы были растрепаны, словно он проскакал галопом несколько верст. Совсем новый подполковничий мундир был ему под стать. Эполеты на плечах сверкали, аксельбанты мужественно блестели на правой стороне груди, тогда как на левой, не менее ярко, переливался орден Святой Анны. Таков был лучший друг Петра Андреевича Роман Александрович Балашов.

— Сплетни — неотъемлемая часть светской жизни, Роман Александрович, — ответил Суздальский.

Они пожали друг другу руки.

— Мария Михайловна, — Балашов слегка залился краской, — вы обворожительны, как и всегда. Как и вы, Софья Михайловна.

Дамы сделали реверанс.

— Константин Васильевич, добрый вечер.

— Позволь представить, маркиз Ричард Уолтер Редсворд, — отрекомендовал Петр Андреевич.

— Роман Александрович Балашов. — Он протянул руку. — Мы, кажется, встречались.

— Верно. Вы с вашим отцом приезжали к нам в Глостершир, когда были в Англии. Ведь наши отцы — друзья, — сказал Ричард.

— Увы, papа умер в этом мае.

— Мне очень жаль…

— Оставьте. Он скончался гордо. Что вам российский свет?

— Он прекрасен. Я, кажется, никогда не видел столько открытых и искренних людей. Людей благородных и при этом светских.