Угроза для жизни

…Отсюда, под толстыми рельсами вместо балок, на которых когда-то висели колокола, Купол был виден как на ладони. Был он похож на полуспущенный мяч, приникший смятым боком к земле и в остальном выглядевший по-прежнему круглым и тугим. Иногда Зароков мысленно приставлял к его макушке сообразную ему по величине ручку и тогда Купол напоминал ему гигантскую крышку для блюда под жаркое, каковой можно было с легкостью накрыть пару стадионов. С той стороны Купола, невидные отсюда, располагались выстроенные одновременно с ним два четырехэтажных корпуса, а здесь, среди едва начинающегося леса, ничто не подчеркивало его размеров, кроме того же забора и нескольких одиноких сосен. Строительные краны, долгое время торчащие то изнутри, то по бокам, убрали и увезли позавчера, и теперь нечему было подчеркнуть всю чудовищность его размеров. На синем фоне неба он равнодушно подставлял солнцу свои стальные бока, выкрашенные в глубокий коричневый цвет. Отсюда, с колокольни, отчетливо были видны стыки огромных ромбов, из которых Купол и был собран, как неведомая игрушка какого-то великана.

Зароков окинул взглядом ненавистное циклопическое сооружение, опоясанное ближе к верхушке рядом еле видных сейчас, но загоравшихся ближе к вечеру тревожным красным светом ламп, потом подошел к одной из стен, поддерживающий свод колокольни и нащупал веревку. Кряхтя, он стал подниматься вверх, перебирая веревку руками и шагая по стене. Забравшись в тесную нишу над звонницей, Зароков отдышался. Здесь было сумрачно, но нестрашно – тени залегли по углам, тогда как в центре было светло – сквозь щель в стене был хорошо виден Купол, а вот Зарокова увидеть снаружи было никак нельзя. Зацепившись за выбоины в стене, он подтянулся, помог себе ногами, упершись еще в пару незаметных выступов, и оказался под самой крышей. Поднатужившись, он принял устойчивое положение, приподнял доски над головой и ему открылся тайник, расположенный под самым куполом колокольни. Убедившись, что спрятанное на месте, он, все же, решил его достать. Перехватив поудобнее брезентовый сверток, он спрыгнул вниз и сел на заранее приготовленную крошечную скамеечку. Положив сверток на колени, Зароков развернул грубую ткань.

На сером брезенте лежал ручной гранатомет, новенький, выкрашенный светло-зеленой краской и готовый к применению. Ветер донес до его слуха голоса с территории стройки: кто-то с кем-то вел ленивую беседу, из которой можно было вычленить лишь матерные словеса, часто и нелепо повторяемые. Еще – чуть дальше – раздавались глухие и тяжкие удары, будто били кувалдой по рельсе, глубоко загнанной в землю. Еще Зароков различил надсадный звук мотора контейнеровоза – он маневрировал где-то с правого бока Купола, дальше всего от церкви. Зароков вздохнул, поерзал на своей скамеечке, устраиваясь поудобнее, отодвинул чуть дальше патрубок гранатомета, касавшийся его ноги, и окунулся в думы.

В запас (за четыре года до происшествия)

Через год после того, как Зароков, наконец, перебрался из вечного своего общежития в отдельную, хоть и однокомнатную квартиру, появилась возможность выйти на долгожданную пенсию. Столько радости, да еще сразу, бывало у него не часто. Сначала он наслаждался покоем: блаженно сидел дома, читал и дышал воздухом на балкончике. И отвыкал от казармы, построений, караулов и общежития с пчелиным гулом голосов в коридоре. Универсама тогда в Невединске еще не было, поэтому за продуктами Зароков ходил в небольшой магазин неподалеку. Когда он наведывался туда по вечерам (чего терпеть не мог), то еще издали его уныло приветствовали аж две светящиеся вывески «продукты», укрепленные с обеих сторон от угла, причем в одной из них, висящей слева, традиционно не горели буквы «про», а в другой, той, что справа, «ду». Поэтому светящееся чудо «дукты-прокты», просуществовавшее без изменений целых полгода, стало главным и единственным названием магазина.

В доме из всех соседей он был знаком с капитаном Копейкиным, жившим этажом ниже, с которым служил в одной части и еще здоровался с девушкой, обладающей диковинным именем Василиса, обитавшей на одной с ним площадке. С Копейкиным, младше его на десять лет, они частенько собирались у Зарокова культурно «дерябнуть», поскольку жена капитана, Зинка, смотрела на это более чем отрицательно.