Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы

Элеонора Кобэм была второй женой Глостера, и бракосочетание этой четы было итогом продолжительной любовной связи лорда-протектора и фрейлины его первой супруги. Первые годы этого брачного союза были похожи на утопию в ренессансном духе. В Гринвичском дворце, построенном по заказу Хемфри[105], собирались приглашенные радушным герцогом поэты, ученые, музыканты и богословы, а леди Глостер, ставшая герцогиней через несколько лет брака, царила в этом благородном сообществе. Под влиянием честолюбия или по наивности (а возможно, в результате интриг йоркистской оппозиции) Элеонора совершила роковую ошибку в очень средневековом духе: желая узнать (или изменить) будущее, она прибегла к помощи астрологов и других служителей сомнительных наук и темных культов[106]. Факт ее обращения к потусторонним силам дошел до инквизиции и двора, и леди Глостер была арестована по обвинению в использовании черной магии и покушении на жизнь короля (о судьбе которого Элеонора хотела узнать у вызванных духов). Ее пособников – колдунью-знахар-ку и астролога – жестоко пытали и казнили, а саму герцогиню подвергли унизительному покаянному ритуалу, лишили всех званий и владений и отправили в пожизненную ссылку. В истории падения самого Глостера эта была неожиданная и очень горькая, но далеко не последняя потеря.

Рисуя образ Элеоноры в пьесе «Генрих VI» (2), Шекспир выводит на первый план ее амбициозность и решимость. Она продолжает галерею образов, открытую Жанной д’Арк, мечтавшей «превзойти свой пол». Леди Глостер вступает в мужскую игру, пытаясь разбудить честолюбие супруга – или устранить его, если это потребуется, и цена, которую она готова заплатить за свое возвышение, устрашила бы многих отважных англичан.

Будь я мужчина, герцог, ближе всех
По крови королю,

 – я б устранилаВсе камни преткновения и путь
По безголовым трупам проложила б.
Я женщина, но все же не премину
В игре Фортуны роль свою сыграть.

Шекспир приписывает Элеоноре далекоидущие замыслы, которых историческая леди Глостер не могла лелеять. Но автору здесь интересна не верность фактам, а зарисовка на тему женского властолюбия, которая занимает его на протяжении практически всего творчества. Сквозь образ герцогини, едва намеченный в пьесе и почти эпизодический, красноречиво проглядывает силуэт леди Макбет, готовой так же идти «по безголовым трупам» к своей цели. Монолог леди Глостер, адресованный ее нерешительному (в пьесе) и лишенному властолюбия мужу, мог бы, за вычетом исторических деталей, принадлежать и супруге Макбета. Леди Глостер не менее язвительна, красноречива и убедительна, чем была супруга Кавдорского тана в попытках заставить мужа устремиться к заветной цели – короне:

Не Генриха ль корону видишь там,
Украшенную всею славой мира?
Коль так, мечтай о ней, простертый в прахе,
Пока она тебя не увенчает.
Схвати рукою обруч золотой!
Что? Коротка? Я удлиню своей,
И, общей силой захватив корону,
Мы головы поднимем к небесам
И никогда уж не унизим взоров,
Не удостоим нашим взглядом землю.

Столкнувшись с последствиями своего властолюбия, обе героини утрачивают прежнюю решимость и погружаются в душевный мрак, не будучи в состоянии достичь подлинного раскаяния и лишь сожалея об утраченном.

Элеонора: «Нет, мрак мне будет светом, полночь днем, / Мысль о моем былом величье – адом».

Леди Макбет: «В аду темно».

В пьесе «Генрих VI» (2) всего две женские фигуры, но обе они принадлежат к одному типажу, хоть и представленному в разных вариациях. Маргарита Анжуйская, в отличие от леди Глостер, не только лелеет честолюбивые планы, но и решительно приступает к их реализации. Эта жестокая, двуличная женщина «несокрушимой силы духа» в результате интриг Сеффолка оказалась на английском престоле, но при этом ненавидела свою новую родину и своего благочестивого, лишенного мужской харизмы супруга. Отношения королевской четы были такими напряженными, что отцовство их первенца многими ставилось под сомнение. Неудовлетворенные амбиции Маргариты привели к обострению конфликта между йоркистами и ланкастрианцами и, в конечном счете, к Войне Роз. Репетицией гражданской войны становится ссора двух сиятельных дам – королевы и герцогини, – по своим последствиям сопоставимая с конфликтом Брунгильды и Кримхильды[107], то есть эпическая в своей масштабности и непримиримости: