Уильям Шекспир — грани гения драматургии

Сонет 55 классифицируется как сонет, частично посвящённый беспощадности времени до «Страшного Суда» в сюжетной линии, увязанной с увековечиванием адресата сонета «молодого человека», в духе третьей книги «Од» Горация. Критики сонета 55 отметили, что бард в ходе сюжета находит смелость утверждать, что его поэма переживёт дворцы и монументы и сохранит лучшие качества молодого человека до Страшного Суда. В сонете можно проследить движение времени от физических объектов, созданных человеком (памятники, статуи, монументы) до времён Страшного Суда. По версии автора сонета 55, «молодой человек», а именно адресат переживёт «все это», благодаря этому стихотворного опуса. Профетически написанные строки 11 и 12, звучат как предупреждение об апокалиптическом финале «в глазах всех потомков… которые этот мир износят до погибели конца», согласно пророчествам в Писании.

    Джон Кроу Рэнсом (John Crowe Ransom) отметил, что «…в обещаниях бессмертия есть некий аспект самоотрицания: несмотря на все разговоры о том, что тема стихов будет жить вечно, сонеты по большей части скрывают личность молодого человека. Утверждение, что стихи заставят его жить вечно, кажется странным, когда запас слов, используемый для описания молодого человека, настолько расплывчат» По мнению критика Джона Кроу Рэнсома, «…оперируя такими словами эпитетами, как «прекрасный», «сладкий», «красивый» и «справедливый» невозможно установить, кто на самом деле удостоен бессмертия. В этом стихотворении среди знаменательных описаний разрушенных памятников и монументов, читатель лишь мельком, видит контуры «молодого человека» в 10-й строке, как «шагающего вперед».

Ларс Энгл отметил, что «…эти памятники, статуи воспринимаются, как некое напоминание между «Одами» Горация и «Метаморфозами» Овидия. Ларс Энгл (Lars Engle) утверждал, что использование образов античной поэзии, как бы находит применение в повторе Горация.  Когда повествующий, бард начинает сонет со строк: «не мрамор, ни позолоченных монументов / принцам, не переживут эти могучие стихи», — таким образом, поэт больше укрепляет мнение читателей о долговечности стихотворного творения, как некой сакральной силе поэтических строк. В противовес античных строк, где Гораций и Овидий претендуют на бессмертие только для себя. Запросы автора сонета 55 намного скромнее, он не идёт так далеко, как его предшественники в собственном самомнении. Поэтому в сонете 55 автор предсказывает бессмертие другому человеку, а именно адресату. Итак, Энгл (Engle) убеждён, что это не первый случай, когда Уильям Шекспир напоминает в своих произведениях о само возвеличивании королевских особ и правителей в истории Англии. И бард, автор сонета, как бы переубеждая читателя в противовес декларирует в своих строках, что поэзия переживёт, не только монументы, но и память о них.

 Эрнест Фонтана (Ernest Fontana) акцентируя внимание на ключевом эпитете в конце строки 4, отметил, «…если первое четверостишие функционально имеет ссылку и наполнено образности, то во втором четверостишии фраза «распутные времена» несёт двойственную смысловую нагрузку. Оксфордский словарь английского языка даёт перевод «неряшливый», через два определения: 1) грязный, небрежный, неряшливый (который может относиться к объектам и лицам обоих полов), и 2) похотливый, морально распущенный и распутный.    

Согласно, выводам Эрнеста Фонтаны, Шекспир имел в виду второе значение, олицетворяя и приписывая гендерное различие слов «sluttish time», создавая разницу между сонетами 55 и 151, обращёнными к «молодому человеку» и «Тёмной Леди» («Dark Lady»).

    Таким образом, путём сопоставления двух персон, автор показал более очевидным своё предпочтение к одной из них. Шекспир употребил слово «шлюха» почти за год до того, как написал сонет 55, когда писал пьесу «Тимон Афинский».

  В пьесе «Тимон Афинский» слово «шлюха» связано с венерической болезнью. Ассоциируя слово «неряшливость» с венерическими заболеваниями, Шекспир использует слово «запятнанный», таким образом, конкретно намекал на некую высокопоставленную персону, высказывая своё мнение. Фонтана (Fontana) в заключении выдвинул утверждение: «…воздействие времени, персонифицированного в виде шлюхи, на гипотетическую каменную статую и молодого человека отождествляется в метафоре, как воздействие сифилиса на тело, где следует в сравнении статуя, которая, якобы запятнана или покрыта метафорическими пятнами, следов поражения и шрамами». Время служит, как олицетворение женского начала, которое разрушает; тогда как, «могучий стих» сонета, олицетворяющий мужское начало «возрождает и оживляет», — резюмировал в завершение критик.